– И цель Судного Дня – уничтожить зло и обновить мир? Загладить великий ущерб, от которого страдаем мы и весь мир с тех пор, как умер Бальдр? С тех пор, как Проклятый совершил худшее из своих злодеяний и стал Прикованным.
Остальных богов это несколько покоробило. Имя Бальдра среди них больше не упоминалось, по крайней мере в присутствии Одина. Не стоило бередить старые раны.
Риг продолжал, как всегда, холодным и ироничным тоном:
– Но уверены мы, что победим в Судный День? Нет. Поэтому Один всячески укрепляет свое войско в Вальгалле. А с другой стороны, если мы победим, уверены мы, что это будет лучший мир? Нет. Поскольку есть предсказания, что все мы – или все вы – погибнете в этот день. Ты, Тор – от яда Iormungand’a, Всемирного Змея. Ты, Хеймдалль – от руки своего брата Локи. Про себя я не слышал пророчеств. А Один, Отец Всего Сущего, – говорят, что его всегда ждут челюсти волка Фенриса.
Так почему же мы так стремимся к Судному Дню? Почему никто из нас не спросит себя: а что, если мир можно обновить, не разрушая его?
Пальцы Одина сжались на древке его копья, и костяшки их побелели.
– И последний вопрос. Мы знаем, что мы стараемся воскресить Бальдра из мертвых, и Один посылал своего героя Хермота, чтобы попытаться вернуть его к нам. Ничего не вышло. Однако существуют истории о людях, которые были возвращены из ада, хотя и не нами.
– Христианские истории, – прорычал Тор.
– Даже они могут давать надежду. Я знаю, что Отец Всего Сущего разделяет эту надежду. Те, кто присутствовал тогда, могут вспомнить. Когда Бальдр лежал на погребальной ладье и мы собирались поджечь ее и столкнуть в Безбрежное море, чтобы уплыла в мир Хель, тогда в последний момент Один склонился и что-то шепнул на ухо Бальдру. Слова, которые не слышал никто, даже ты, Хеймдалль. Так что же Один шепнул на ухо мертвому Бальдру? Мне кажется, я знаю. Могу я повторить эти слова, Отец Всего?
– Если ты подумал о них, Хеймдалль уже услышал их. Двое могут сохранить тайну, но не трое. Так что говори. Что я шепнул на ухо моему мертвому сыну?
– Ты шепнул: «Был бы бог, чтобы вернуть мне тебя, сын мой».
После долгого молчания Один опять заговорил:
– Верно. Я тогда признал свою слабость, чего никогда не делал до тех пор и после этого.
– Признай ее опять. Пусть все идет само по себе, без твоего вмешательства. Дай моему сыну шанс. Дай мне попробовать, нельзя ли использовать этого человека, чтобы создать лучший мир не через пламя Судного Дня. Загладить ущерб от смерти Бальдра.
Один снова посмотрел на плывущие внизу флотилии.
– Ладно, – сказал он наконец. – Но я все равно получу новобранцев для Эйнхериара. Скоро найдется дело для моих дочерей Валькирий, Вестниц смерти.
Риг не ответил, мысли его были скрыты даже от Хеймдалля.
* * *
Военный совет, который Шеф созвал на палубе «Неустрашимого», выглядел так, словно битва уже состоялась. У Квикки, присутствующего в качестве капитана катапультной батареи, одна рука была сломана и перевязана. Лицо Торвина было все еще покрыто синяками, заплывший глаз только-только начал приоткрываться. Сам Шеф выглядел бледным, обложенный в кресле подушками: Ханд зашил больше сотни порезов на его руках и ногах. И по словам лекаря, оставшейся у него к концу поединка кровью едва ли удалось бы наполнить кубок для вина.
Другие смотрелись более воинственно. Во главе длинного стола Шеф усадил Олафа Эльфа Гейрстата, которого его норвежцы теперь уважительно называли Победоносным. Рядом с ним сидел Бранд, который в конце зимы отправился на юг, чтобы купить себе нового «Моржа». При взгляде на него Шефу становилось все более очевидным его родство с троллями. Его надбровья нависали, как уступы над обрывом, его руки и мослы казались слишком большими даже по сравнению с его могучим телом. За Брандом сидел Гудмунд, властью Шефа произведенный в ярлы Содерманланда вместо убитого короля Кьяллака. Другие шведские ярлы смирились с этим, когда узнали – новый ярл действительно их соотечественник и даже родич. Они также с неослабевающим интересом выслушивали горячие рассуждения Гудмунда о возможностях обогащения на службе у нового короля.
Герьольф тоже присутствовал на совете, как и Оттар, – чтобы передать принятые решения Пирууси и его финнам. А еще с самым беззаботным видом глубоко в кресле раскинулся широкоплечий немец Бруно. Вмешательство его людей в Упсале обеспечило ему место за этим столом. По крайней мере, ни у кого не вызывала сомнений его враждебность к Рагнарссонам, которые ныне, захватив Гедебю и отменив Хрориково «торгуют все», создавали серьезную угрозу для северных границ Германии.
Бранда, который три года назад принес известие о смерти Рагнара Лотброка в сам Бретраборг – эта история сделалась очень популярной, – попросили описать укрепления цитадели для командиров объединенного флота Шефа, насчитывающего теперь свыше сотни кораблей. Бранд на большом лотке с песком изобразил очертания залива, на берегу которого стояла крепость, и, втыкая палочки в песок, обозначил расположение основных строений.
– Твердый орешек, – заключил он. – Когда я пришел в Бретраборг, там стоял патруль из полудюжины кораблей самого большого размера. Говорят, что сейчас патруль удвоен, с тех пор как Рагнарссоны узнали о нашем приближении. На каждом корабле размещается по меньшей мере длинная сотня человек, то есть шесть двадцаток испытанных воинов, и высота бортов не меньше, чем у любого из наших судов, – не считая кораблей береговой охраны, приведенных королем Олафом, но таких у нас только четыре. И разумеется, поскольку корабли Рагнарссонов никогда не выходят из залива, им нет нужды возить с собой припасы, они могут все время нести на себе полную команду и поочередно возвращаться в гавань для отдыха и еды.
И теперь у них появились катапульты. Все считают, что своим первым успехом – Гедебю – Рагнарссоны обязаны этим новым машинам. С тех пор они продолжали строить их и тренировать расчеты, все это, как говорят, под началом отступников – монахов и черной братии из Йоркского собора.
Взгляды присутствующих с некоторым упреком повернулись в сторону маленькой черной фигурки – Эркенберта, сидящего рядом с Бруно. Эркенберт этого не заметил. Со времени своей атаки на Дуб Королевства он грезил наяву, постоянно переписывая легенду про Эркенберта-arithmeticus, грозу язычников, рассказанную как житие святого. Он все еще не был уверен, какую роль следует отвести в ней одноглазому ренегату, который сразил языческого короля: возможно, лучше будет опустить все упоминания о нем и приписать победу христианскому ратоборцу. В христианском мире писанная история проверяется только Церковью.
– Катапульты стоят здесь, – продолжал Бранд, высыпав пригоршню колышков на мыс, который охранял вход во внутреннюю часть залива. – Они могут расстрелять любой корабль, прошедший мимо патруля, если он приблизится примерно на одну милю. И наконец, здесь расположены главные силы Рагнарссонов. Вооруженные корабли, вытащенные на берег, – еще одна пригоршня колышков, – их почти столько же, сколько у нас, и опять же им нет нужды загружать запас воды и провизии.
