— Пользовался своей кредитной карточкой в борделе, — покачал головой Сантьяго. — Как могут столь успешные люди быть такими глупыми?
— Знаешь, возможно, Освальд Шпенглер был прав, — заметил Маккьютчен.
— Кто-кто?
— Не стой здесь! — довольно прорычал Маккьютчен. — Найди этому болвану переводчика.
Сантьяго сделал шаг, но Мор похлопал его по плечу, покачал головой, потом постукал себя по груди и исчез в лестничном колодце. Адвокаты из «Юридической помощи» и Союза таксистов требовали говорящего на суахили или банту переводчика для конголезца-таксиста, который так злобно смотрел через стекло, словно уже бывал на допросе. Сантьяго решил сперва попытать удачи с индусом.
Закрыв за собой дверь комнаты для допросов, Сантьяго оглядел свою жертву. Невысокий, тщедушный и лохматый, в клетчатой рубашке с коротким рукавом поверх майки с надписью «Я люблю серьезность». Сантьяго проводил свой первый допрос в ОАБ и, зная, что будет в центре внимания, решил делать все строго по правилам.
— Итак, — начал он, — ты хочешь…
— Пошел ты! — прорычал маленький смуглый таксист.
— Хорошо, значит, не хочешь ни есть, ни пить, — улыбнулся Сантьяго. Допрос пойдет легче, чем он предполагал. Он придвинул второй стул и сел на него задом наперед лицом к Аруну. — Догадываешься, почему мы тебя забрали?
— Пошел ты.
— Не потому, что у тебя есть неуплаченные штрафы.
— Пошел ты.
— Не потому, что ты не прошел наркотест.
— Пошел ты.
— Не потому, что у тебя кончился срок водительских прав.
— Пошел ты.
— Кто главарь?
Вопрос попал в цель. На сей раз таксист на миг заколебался перед тем, как повторить свою любимую фразу.
— Мы знаем, что сделки происходят в такси. Где ты пополняешь запас?
Тот же ответ.
— Кто гребет деньги?
Тот же ответ.
— Послушай, — заговорил Сантьяго, словно неохотно оказывая помощь, — мы забрали тебя за сговор и хранение наркотика с целью сбыта. Судя по твоему путевому листу, ты совершаешь поездки в Ньюарк, так что мы можем представить это торговлей наркотиками между штатами. Тебе светит минимум пятнадцать лет, и двадцать, если я добавлю сюда препятствование применению закона.
Это произвело некоторое воздействие. Таксист угрюмо молчал. Он не имел понятия, что эти обвинения необоснованны: в машине Аруна наркотиков не было, как и денег, кроме имевшихся при себе у таксиста во время ареста. Однако Арун держался так, словно уже предстал перед судом. Это вполне устраивало Сантьяго.
— Назовешь нам имя, заключим с тобой сделку. Иначе можешь вызывать свою главу профсоюза.
Таксист презрительно фыркнул.
— Что она для меня сделает?
Это было так неожиданно, что Сантьяго едва не растерялся.
— Видимо, ничего. Лицензию таксиста у тебя отберут, водительские права скорее всего тоже. Адвокат из «Юридической помощи», которого ты получишь, будет просить судью только о снисхождении. Коли тебе повезет, дадут половину максимального срока. Не меньше десяти лет. Если не будешь с нами сотрудничать.
Сантьяго надеялся, что не перегнул палку.
Таксист смотрел на свои колени. Сантьяго все это стало надоедать. Может, если он…
— Узнайте это у африканца! — рявкнул таксист, заставив Сантьяго вздрогнуть от неожиданности. — Мне плевать на него!
На протяжении всей жизни Сантьяго часто, иногда остро ощущал на себе жгучую расовую неприязнь между черными и смуглыми. Существовавшее в Нью-Йорке и Вест-Индии, видимо, имело место и на берегах Аравийского моря. Он никогда не понимал этой неприязни. Покачав головой, Сантьяго поднялся и вышел.
Когда дверь за ним закрылась, Маккьютчен сильно хлопнул его по спине.
— Это была основная хитрость, малыш. Недурно для первого раза, очень недурно. Теперь, если Мор привезет переводчика, мы сможем уйти отсюда к обеду.
Но вечерние часы пик уже почти кончались, когда Мор поднялся по лестнице вслед за гигантским лысым негром с лоснящейся кожей и самыми маленькими темными очками, какие только видел Сантьяго, прикрывающими веки, а не глаза. Во вторую комнату для допросов принесли стулья для Маккьютчена Мора, Сантьяго и Тотентанцта. Вилиад Нгала обменялся с переводчиком несколькими отрывистыми словами, потом кивнул.
— Давай, — сказал переводчик и жестом велел Нгале начинать. Скрытые звукозаписывающие устройства уже работали.
— Смотрю я на вас, полицейских, — заговорил Нгала, — и думаю: понимаете ли вы, чему противостоите? Я вовсе не собираюсь подвергать сомнению нужность правоохранительных органов, я по своему опыту знаю, что становится с обществом там, где их нет.
Я родился в Ндеко, севернее Гомы, может, вы знаете, что это на границе между так называемой Республикой Конго и Руандой, на север от нас Уганда, на юг — Бурунди. Я вырос в лагере для беженцев неподалеку от Кибати. Сколько помню, между странами, которые я назвал, всегда были разногласия, племенные войны продолжались там столетиями. Лет двадцать назад, когда хуту начали всерьез убивать тутси в Руанде, каждая из этих стран приняла ту или другую сторону. Когда ополченцы стерли государственные границы, прячась в кустах и в городах, и совершали постоянные набеги с убийствами на деревни друг друга, я был маленьким. Играл в мусоре, пил грязную воду и не задумывался над этим. Так устроен мир, и нечего возмущаться. Отца я никогда не знал. Матери не стало, когда мне исполнилось пять лет. Ее непрерывно рвало кровью, и она умерла до того, как я привел врача в наш дом. Под «домом» я имею в виду листы пластика, которые мы с братом притащили из зоны, патрулируемой подразделениями ООН. Идти в лес одному было очень опасно.
Когда угандийские войска ушли, улицы заняли ополченцы. Это были ребята немногим старше, чем мы с братом, пьяные, одуревшие от наркотиков, у них едва хватало сил носить оружие. Все знали, что становится с теми, кого они хватали и заставляли вступать в ополчение. Мы с братом оставались на улице, пока не увидели первые убийства. Мальчишки выгоняли людей из домов и магазинов, на улице ставили на колени и расстреливали. Этих людей из соперничающих племен потрошили и съедали их сырые внутренности.
Мы с братом убежали в лес. Через два дня, когда стрельба утихла, решили переправиться через реку. Группа парней, которую мы встретили по дороге, предложила нам помочь с переправой; сказали, что знают рыбака с лодкой. Мы им поверили. Но они вывели нас и нескольких других ребят на поляну, потребовали все деньги и пожитки. Мы с братом побежали обратно в лес. Гумагума открыли огонь, и мой брат упал. Я спрятался в лесу, собирал дождевую воду и насекомых, чтобы не умереть от голода и жажды. На третий день выполз посмотреть, там ли они еще, но они ушли. Я кое-как похоронил брата у той поляны, где его убили.
