Предисловие
Оба автора, чьи произведения вошли в эту книгу, – Дж. Э. Тейлор и М. Дж. Эллиотт – отдают дань вере в мистику, в таинственное и сверхъестественное, которая отнюдь не характерна для Канона, но типична для той эпохи, в которую жили Шерлок Холмс и его создатель.
Начало XX века стало временем теософии, антропософии и множества прочих «софий», эпохой Зигмунда Фрейда, веры в гипноз и месмеризм и многое другое. И вся эта замысловатая смесь наложилась на сознание Викторианской эры, где господствовали рационализм, логика, вера в постижимость и упорядоченность бытия (о чем мы уже говорили). Артур Конан Дойл – по большому счету – не позволял всем этим «новым веяниям» проникать в Канон. Когда они стали прочно утверждаться в умах, Шерлок Холмс «счел себя старомодным» и удалился в Суссекс разводить пчел. Впрочем, сказать, что он совсем не верил в высшие силы, тоже нельзя.
«До сих пор моя сыскная деятельность протекала в пределах этого мира… Я борюсь со злом по мере своих скромных сил и возможностей, но восставать против самого прародителя зла будет, пожалуй, чересчур самонадеянно с моей стороны», – насмешливо говорит сыщик в «Собаке Баскервилей», когда сталкивается с загадкой, у которой, на первый взгляд, нет иного объяснения, кроме потустороннего. Он решает загадку и выясняет, что мистическое, казалось бы, зло имеет совершенно реальное воплощение в лице изобретательного злодея Стэплтона.
В рассказе М. Дж. Эллиотта Шерлок Холмс произносит: «Признаюсь, я начинал терять веру в то, что Вселенной правит высшая сила, а не только чистый случай. Но теперь у меня нет таких сомнений». Это явственный отклик на его же слова из рассказа Конан Дойла «Картонная коробка», где в момент подавленности и уныния он говорит: «Каков смысл этого круга несчастий, насилия и ужаса? Должен же быть какой-то смысл, иначе получается, что нашим миром управляет случай, а это немыслимо». И это тоже очень викторианская фраза. Допустить, что мир устроен бессистемно, викторианский интеллигент, человек науки, может с большим трудом; при этом существование неведомой «высшей силы», которая отвечает за правильное устройство мира, представляется ему совершенно логичным. Холмс готов поверить в потустороннее, если потустороннее устроено по четким законам логики.
Впрочем, Шерлок Холмс и прочие интеллектуалы могли думать все что угодно, а вот простые англичане и, разумеется, дети, вне зависимости от их социального положения, верили и в волшебство, и в фей, и в злых духов. Маленькая героиня повести Дж. Э. Тейлора ничуть не сомневается в том, что слышала ночью пение фей. Да и взрослым в ее окружении такая версия отнюдь не кажется неправдоподобной. Но самое интересное, что ниточку, за которую дергает в этом повествовании автор, можно сказать, дал ему в руки сам Артур Конан Дойл.
История эта началась в 1917 году. Две девочки, двоюродные сестры, шестнадцатилетняя Элси Райт и девятилетняя Фрэнсис Гриффитс из деревушки Коттингли на севере Англии, обнародовали фотографии, на которых они были запечатлены в компании «маленького народца», крохотных танцующих фей. Современному человеку, знакомому с возможностями фотошопа и компьютерной графики, и в голову не пришло бы воспринимать все это всерьез, но тогда снимки произвели настоящий фурор и положили начало очередной бурной схватке между теми, кто верил в существование потустороннего мира, и теми, кто его отрицал. В подлоге барышни, жившие долго и счастливо, сознались только в начале 1970-х годов.
Одной из причин, почему история получила широчайшую огласку и не сходила со страниц газет и журналов до середины 1920-х годов, послужило то, что девочек поддержал своим авторитетом сэр Артур Конан Дойл.
Дойл, со свойственной ему дотошностью, предпринял ряд «проверок». Он посылал отпечатки ведущим экспертам, требовал, чтобы новые фотографии делались на «меченых» пластинах, даже привлек в качестве консультанта знаменитого иллюзиониста Гарри Гудини, который никогда не скрывал, что все его «чудеса» не более чем ловкие трюки, и очень любил разоблачать других. Однако юные мистификаторши оказались на высоте. Вывести их на чистую воду не удалось. Впрочем, возможно, именно потому, что очень хотелось им верить.
Для Артура Конан Дойла фотографии из Коттингли стали лишь очередным доказательством существования параллельного «загробного» мира, куда души переселяются после смерти. К 1917 году он уже был ярым поклонником и проповедником спиритизма. Второй (после Шерлока Холмса) самый популярный герой его произведений, профессор Челленджер, был «поставлен на службу» делу спиритизма в романе «Страна туманов». Конан Дойл посвятил несколько книг очерков своим опытам спирита. Впрочем, все это никак не коснулось Шерлока Холмса. Скорее всего, потому, что Конан Дойл был внутренне убежден: великому сыщику положено оставаться в Викторианской эпохе с ее совсем иными представлениями и убеждениями.
В этой книге вы встретитесь и с феями, и с гипнотизерами. Но в итоге в ней не будет ничего потустороннего. И это совершенно правильно.
Александра Глебовская
Джеймс Эндрю Тейлор
Элемент неожиданности. Загадка Уормвуд-Скрабса
Посвящается моей жене и детям
Спасибо старшему брату Стюарту, который стал моим Майкрофтом в этом рискованном начинании.
Особая благодарность моей племяннице Алие за то, что первой прочитала и полюбила эту книгу.
Ниже публикуется рукопись доктора Джона Хэмиша (Джеймса) Уотсона, найденная среди документов, завещанных его правнучатому племяннику, Джеймсу С. Уотсону.
Глава первая
Занятый домашними делами и частной практикой, я почти не видел своего друга и бывшего соседа по квартире Шерлока Холмса с тех пор, как месяц назад мы раскрыли дело о Союзе рыжих. Редкость наших встреч я списывал на свои постоянные заботы. Однако впоследствии Холмс поведал, что тогда его вряд ли удалось бы застать на Бейкер-стрит, даже найди я время и повод для визита, ибо появлялся он там нечасто.
Будучи другом и коллегой Шерлока Холмса около девяти лет, я привык, что его исчезновения столь же непредсказуемы, сколь загадочны их причины. Объяснений всегда приходилось ждать. Повод для встречи представился лишь второго ноября 1890 года. Тем утром меня спешно вызвал пациент, живший недалеко от Бейкер-стрит. Недомогание его оказалось легким, и уже к середине утра я оказался неподалеку от дома 221-b. Спокойное утро, свободное от медицинской практики, и внезапное желание навестить друга заставили меня немного изменить маршрут и заглянуть туда, где я жил еще недавно.
Стоило мне потянуться к звонку, как дверь распахнулась и некто опрометью выскочил из нее, толкнув меня и чуть не сбив с ног.
– Эй! Это еще что такое? – крикнул я.
Из-под взъерошенных волос на меня пристыженно и удивленно глядели знакомые глаза.
