поднял клюку, но в этот раз Маша не стала дожидаться и, лежа на спине, пнула его обеими ногами, угодив в пах и бедро, отчего Сальников, потеряв равновесие, с хриплым воплем отлетел к дверному проему и вцепился в косяки, стараясь удержаться на ногах. Бабкина клюка выпала из его руки. Корчась от боли, Сальников согнулся пополам, а потом поднял на Машу белые от злости глаза.
– Ну все, кранты тебе, – пообещал он.
Он нагнулся и стал нашаривать клюку. Кривясь от боли, Маша подняла ножницы и встала, чувствуя, что левая половина туловища ее не слушается. В свете тусклой лампы ее лицо было мертвенно-бледным, однако, если бы у Сальникова была хоть секунда, он бы поразился отразившейся на нем решимости. И в тот момент, когда он схватил клюку, Маша прыгнула и сбила Сальникова с ног. Тот с грохотом упал на спину.
– Ах ты, тварь! – заорал Сальников, брыкаясь и отбиваясь от сидящей на нем женщины. Навалившись на старика омертвевшей половиной тела, Маша вонзила ножницы ему в глаз.
Фонтан крови ударил Маше в лицо. Сальников закричал и начал отчаянно извиваться. Этот жуткий вопль пробудил тех обителей хрущевки, что мирно спали в своих постелях. Ничего страшнее Маша не слышала никогда в своей жизни, но в тот момент ей хотелось только одного: заставить несостоявшегося убийцу замолчать. Она навалилась на ножницы всем телом, и те вошли в глазницу старика по крепежный гвоздь. Сальников дернулся и затих, обмякнув, как тряпичная кукла. Кровь текла из его головы и впитывалась в домотканый коврик, окрашивая его в бурый цвет. Маша сползла с мертвеца, повалилась на бок и застонала от боли. Все ее естество превратилось в пульсирующий комок боли, а каждый вдох отдавался в груди до самого позвоночника. Омертвевшая рука была красной от крови, своей и чужой. Взбудораженная ночным шумом пятиэтажка вновь затихла, погружаясь в сон. Никому не пришло в голову пойти и проверить, что происходит, и лишь где-то на верхнем этаже бдительная соседка вызвала полицию, но, пока объясняла, что происходит, шум стих. Теперь она слышала лишь шум проезжающих на соседней улице машин, звук ветра в деревьях да гул спускаемой каким-то полуночником воды этажом выше. Лежа на полу, избитая Маша слышала тиканье старых часов и опасный шорох приближающихся шагов.
– Вставай, – грубо сказал Олег и рванул ее за больную руку. Маше было так больно, что она не нашла в себе сил даже на вскрик. – Надо валить, пока менты не приехали, мало ли…
Она обернулась и поглядела в гостиную, наткнувшись на стеклянный взгляд охранника, лежащего на полу с неестественно вывернутой шеей.
– Ну? – прошипел Олег. – Бери все, что нужно, и пошли!
– Мне… – ответила Маша и обвела взглядом разоренную квартиру. – Мне ничего тут не нужно.
– Ну о’кей, – сказал Олег и потащил ее к выходу. На сей раз Маша не оказала ни малейшего сопротивления, почти повиснув на муже. Олег выволок ее на улицу и торопливо усадил в машину, пристегнул к креслу и, перед тем как тронуться с места, внимательно посмотрел ей в глаза.
– Ты как? – спросил он неожиданно заботливым тоном и поцеловал в холодные распухшие губы, чувствуя их горькую соль, а Маша, не в силах сдерживаться, не ответила на поцелуй и разрыдалась, осознав, что все было зря. Клетка, из которой она вырвалась, снова захлопнулась, и что теперь ее, совершенно уничтоженную, ждало впереди, было непонятно. Она плакала без перерыва, пока они ехали по пустому Новосибирску, и ее нытье бесконечно раздражало Олега, который пытался крепиться, одновременно собирая в строгую линию губы, расползающиеся в улыбке. В его багажнике лежали деньги, денежки, деньжищи, спасительная таблетка для кредиторов, пусть не для всех, но самые надоедливые получили бы свое, и теперь он был готов боготворить идиотку-жену, что невольно стала его спасительницей. Все было бы прекрасно, если бы она еще и заткнулась!
– Золотце ты мое, ну, хватит, – успокаивал ее Олег фальшиво бодрым тоном. – Ну, все, все… Все кончилось…
– Еще не все, – прошептала Маша. Сосредоточенный на дороге Олег не расслышал и потому повернулся к ней.
– Что? – спросил он, и в его тоне послышались привычные грозные ноты. Чувствуя, как ее грудь разрывается от боли, Маша предпочла не ответить.
* * *
Вернувшись к «Мариотту» Олег вырвал из сладкого сна Николая и велел ему спуститься и помочь, но прежде дойти до дверей его номера и выставить Веронику. Подъезжая к отелю, Олег вспомнил о своей любовнице, покосился на притихшую Машу и осознал, что совершенно не понимает, что делать с ней дальше. Официально Мария Куприянова считалась мертвой, и, если бы он сейчас одним ударом перерубил ей подъязычную кость и выкинул труп на обочину, вряд ли кто связал бы неизвестную женщину с ним. Если еще утром он только и думал, как будет терзать бездыханное тело жены, но сейчас мысли сменились на нечто противоположное. Мелкая безмозглая пичужка оказалась невероятно полезна, он не мог не отдать должное тому везению, которое пришло вместе с побегом Маши. Не сбеги она, он никогда бы не получил денег и не смог бы рассчитаться с Джулаем.
«Ты ж моя хорошая, мой талисманчик, – подумал Олег. – Приеду домой, запру тебя и больше никогда не выпущу, авось ты мне еще что принесешь на хвостике».
Оставалось только избавиться от любовницы, и потому он с досадой и облегчением услышал от Николая, что Вероники в номере нет, как и ее вещей. Маша, слышавшая этот разговор, никак не отреагировала. Ее хриплое дыхание пугало Олега.
В «Мариотте» их появление вызвало легкий переполох, но от навязчивого внимания дежурного удалось отделаться объяснением об аварии, присовокупив это сложенной вдвое двухтысячной купюрой. Дежурный отстал после того, как ему отказали в необходимости вызова «Скорой». Верный Николай волок чемодан с деньгами, Олег нес пакет и придерживал Машу, напряженную и молчаливую.
В номере кое-где еще виднелись следы пребывания Вероники, и на сей раз Маша это заметила, брезгливо скривилась при виде разоренной постели и ушла на кушетку, где легла на спину и закрыла глаза, так и не произнеся ни слова.
– Пойдем, я помогу тебе вымыться, – сказал Олег, поглядев на ее разбитое лицо в подтеках засохшей крови. Николай, не зная, что делать дальше, мялся у дверей.
– Я сама, – негромко ответила жена неприязненным холодным тоном. – Немного отдохну и вымоюсь.
– Ладно, – скрипучим голосом сказал Олег и направился мыться. Проходя мимо Николая, он тихо сказал: – Останься и следи за тем, чтоб она не свалила.
– Олег Александрович, я не думаю… – начал Николай, но
