Кстати, потери от острых осколков льда, которые летят во все стороны с бешеной скоростью, почти не меньше чем от осколков снарядов и мин, личный состав из строя выводит очень сильно.
Нас из всей роты и перешло то человек пятнадцать. Сидели под скатами берега в овраге, превращались в сосульки в мокрой одежде. Ещё стрелять умудрялись, вроде как плацдарм держали. Немец видимо думал, что видать много нашего брата перебралось, потому и долбили, как ошалелые, из миномётов, не лезли в близкий контакт. Знали бы, что нас всего пятнадцать, а через час вообще шесть осталось, так они бы послали взвод или два и прикончили нас.
Дали мне «За отвагу» за то, что выжил, видать. В наградном конечно написали: «За взятие и удержание плацдарма». Хотя, я всегда про себя называл эту медаль – «За застуженные на морозе яйца».
Той же ночью к нам с того берега от вестового приказ пришёл – обратно на левый берег возвращаться. Кому нахер такой плацдарм нужен, хотел бы я спросить? Жираф большой, ему виднее.
Может не подошли резервные роты, которые должны были закрепить достигнутый, так сказать, успех и прогресс, а может обстановка изменилась, не знаю, моё дело маленькое – воюй как можешь, делай, что можешь или умри, это уж как выйдет.
На моей памяти мы эту Ловать раза 4 форсировали и всё никак не могли продвинуться. С зимы 42-го по лето 43-го там пластались с немцем. Сколько ребяток хороших полегло, почти каждый медалей был достоин, да получить не успели. Десятки их в памяти моей, скромных, добрых, простых. К стыду своему с годами память стала подводить, некоторые имена стали выпадать, выветриваться.
Бывает лежу ночью и губы кусаю, вот вроде всё про него помню, голос его помню, улыбку, как носом шмыгал, как скатку неуклюже на себе поправлял, как умер помню, как хрипел и за голову держался в свой последний миг, а вот имя его забыл. Лежу, ёрзаю на постели и шепчу: «Как тебя звали? Как тебя звали, браток?». Хоть плач, а вспомнить не могу.
Помню Юрку со смешной фамилией – Лепесток. Помню, как с ним на краю деревни сидели в карауле.Деревня, почти уверен, называлась «Ольгино», мы её только отбили, только стих бой. Ждали контратаки немцев. Все знали, что немец просто так не отступится, неделю бои за деревню были, у них тоже большие потери были и поэтому и руками, и ногами, и зубами будут за неё цепляться.
Сидим с Юркой закопченные, потные, с нас льёт ручьем, толи от нервов, толи от жары.
Прибегает замком роты и говорит:
«Верхотурцев, Лепесток, чего расселись? Видите хибару на самом краю села? Быстро вырыть себе одиночные ячейки, замаскироваться, будите сидеть в дозоре, в секрете. Только заметите движение любое, сразу же один бежит ко мне и докладывает. Пока рота позиции занимает, пока систему огня выстраиваю, на вас надеюсь».
Пошли мы с Юркой к той хибаре, самих едва ноги держат, ну а что делать, нужно окапываться, не в приказе дело, сами понимали, что кому-то нужно смотреть, чтобы вовремя заметить скопление немцев и не прошляпить их атаку. Все устали, все как доходяги, мы ничем не лучше и не хуже остальных, но лучше быть уставшим, чем мертвым.
Вроде и позицию зам командира роты нам нормальную выбрал, дом нас хоть как-то маскировал, там во всей деревни осталось полтора дома, всё раздолбали за время бесконечных боёв, даже укрыться негде.
Видимость на нашей позиции всё равно была не ахти. За деревней начинались пригорки и складки местности, стало вечереть, смеркаться, вот чувствуем, что-то не так, то промелькнёт тень вдалеке, то дальше вроде кто-то покажется. С одной стороны, нужно и бдительность проявить, а с другой не хочется лишний раз труса праздновать и панику поднимать, когда остатки роты весь день окапывались, обживали отбитые немецкие позиции и только легли отдыхать.
Я говорю: «Юрка, я подберусь поближе, посмотрю, не нравится мне вся эта «петрушка». А Юрка мне говорит, - да нет, Родион, ты отдыхай, полежи покури, у тебя от усталости уже глаза в глазницы ввалились, поспи чутка. Я подежурю и сейчас сам сползаю да разведаю, что к чему. Я ползком, да короткими перебежками, не волнуйся, Родя (так он меня называл).
Я не успел даже вяло ему что - то возразить, как он пригнулся, вывернул из-за хаты, где был наш окопчик и побежал. Юрка не пробежал и десяти метров, как раздался одиночный выстрел, и его голова как будто разорвалась в воздухе, прямо на бегу, его резко мотнуло в сторону,
