Сара кивнула. Потом вытащила мобильный и набрала номер своего начальника.
— А теперь сматывайся. Если Лопес застанет тебя здесь, то убьет своими руками.
40
Мой художественный вкус, как у всех мальчишек, родившихся перед завоеванием планеты японскими комиксами, сформировался под влиянием Уолта Диснея.
Лет в восемь я отдал бы все на свете, чтобы съездить в Диснейленд. Каждую ночь мне снился один и тот же сон: под ослепительно-ярким солнцем Флориды я бешусь в каком-то игровом зале и вдруг вижу Дональда и его друзей. Растроганный до слез, я жму им руки, украдкой похлопываю по попке Минни, а потом мы все вместе съедаем гигантскую порцию жареной картошки, политой литрами кетчупа.
В то время мне нравились яркие краски и девочки с розовыми ленточками в волосах. В школе я рисовал человечков с блаженными лицами и с четырьмя пальцами на руках. Я одевал их исключительно в фиолетовые и бирюзовые наряды. Когда со мной заговаривали, я отвечал какими-то нечленораздельными звуками, перемежающимися истерическими выкриками.
Вряд ли стоит объяснять, что я вспоминал этот период своей жизни без особой гордости.
В один прекрасный день мой отец, испугавшись странного существа, подраставшего рядом с ним, решил как-то реагировать. И вот, в порядке противодействия злотворным влияниям, он стал по воскресеньям водить меня в Лувр. Мы проводили там послеполуденное время в окружении древних мраморных статуй и полотен эпохи Возрождения.
Конечно, отец руководствовался самыми благими намерениями, но мне эти еженедельные походы казались совершенно неинтересными, и я стремился лишь к одному: поскорее вернуться домой и увидеть моих приятелей из чудесного мира дядюшки Уолта.
Достигнув переходного возраста, возраста первых шумных вечеринок, а в моем случае — возраста прыщей и диких причесок, я все же обратил внимание на пышные формы девушек, чьи изображения покрывали бесконечные стены музея.
Передо мной внезапно открылся новый мир, населенный полуобнаженными женщинами, томно возлежавшими на кроватях под балдахинами, в окружении пухлых ангелочков и фавнов, исполненных почти неприкрытой чувственности.
Это стало настоящим откровением. Прославлением женщины в духе Петрарки, как говорили на уроках средневековой литературы. Даже урок биологии, посвященный устройству и функциям органов размножения человека, не произвел на меня такого впечатления. С тех пор задница Минни уже не казалась мне такой возбуждающей, особенно по сравнению с попками моих одноклассниц.
Таким образом, музей стал основным катализатором моего полового созревания, и я раз и навсегда распростился со страстью к кричащим краскам.
Былая привязанность к безвкусице внезапно проснулась во мне, когда я, вслед за Тененти, вошел в лавку его приятеля-антиквара. Среди кучи предметов, загромождавших помещение, мое внимание тут же привлекла одна статуэтка.
Это цветастое изделие высотой около тридцати сантиметров изображало Святую Деву. Тощая как жердь богоматерь была наряжена в зеленоватое платье и желтую накидку, почти полностью закрывавшую лицо. Краски, нанесенные размашистыми мазками, совершенно не сочетались, и создавалось впечатление, что выбирал их дальтоник.
Несчастная мадонна была по-настоящему уродлива. Почти так же ужасна, как скульптуры Бертена.
— Кошмар, правда? — спросил, направляясь ко мне и протягивая мне руку, маленький плешивый человечек. — Я уже лет десять пытаюсь продать ее, но никто не берет.
— Вот уж не поверю, — сострил я. — Восемнадцатый?
— Хуже... Середина девятнадцатого, апофеоз неоготики. Гипс под мрамор, раскрашенный, судя по всему, слепым, причем работал он ногами. Иначе не объяснить все эти подтеки и слои краски. Ничего страшнее с тех пор не делали. Я даже не хочу знать имени той бездари, которая это сотворила. Будь этот человек еще жив, думаю, мне доставило бы удовольствие четвертовать его.
Я не мог не согласиться с ним, ведь я сам испытывал такие же чувства в отношении Бертена, пока нож убийцы не оборвал безвременно его творческую карьеру.
Все же в случае создателя мадонны идея четвертования выглядела почти что милосердием. Пытка колесованием, с последующим расчленением щипчиками для эпиляции и отлучение на веки вечные, причем от всех церквей мира — такое наказание представлялось мне более соответствующим качеству изделия.
Повинуясь последнему всплеску мазохизма, я не мог удержаться от того, чтобы еще раз посмотреть на статуэтку. Это был кич во всем его великолепии. Для полного счастья следовало бы водрузить ее на светящийся пьедестал, в качестве фона поместить фотографию из эротического журнала и вставить все это в блестящую рамочку.
— А вам никогда не хотелось от нее избавиться? — спросил я.
Антиквар схватил меня за руку. Его громкий голос зазвучал приглушенно, как будто он хотел мне в чем-то признаться.
— Я посвящу вас в важнейшую коммерческую тайну, мой юный друг. Серджо сказал, что вы тоже продаете предметы искусства. Вам следовало бы найти себе вещицу такого типа. Правда, я сомневаюсь, что в мире найдется еще что-то подобное. Это... дерьмо — другого слова я не подберу — служит лучшим подспорьем в моей торговле. Я держу ее в качестве пугала. Рядом с ней все остальные предметы выглядят прекрасными.
— Весьма эффективно... — согласился я.
— Да, да, я вам гарантирую. Но хватит болтовни. Серджо говорил мне о какой-то картине...
Я вытащил картонный футляр и достал из него картину. Он аккуратно развернул ее на столе и несколько секунд рассматривал, а потом указал на окно.
— Не будете ли вы так любезны задернуть шторы? Для продолжения осмотра мне нужна темнота.
Мы с Тененти выполнили его просьбу и сразу же вернулись на середину комнаты. Антиквар взял маленькую лампочку и поставил ее так, чтобы свет на картину падал сбоку. Под лаковым слоем проступили многочисленные подновления, а также следы мелких реставраций, выполненных в прошлом.
Антиквар выглядел довольным. Он погасил лампу, свернул картину и снова упрятал ее в футляр.
— Прежде всего, как мне кажется, это подлинник. Я бы сказал — первая половина семнадцатого века. Написана в римской мастерской или, во всяком случае, в центре Италии. Чтобы снять последние сомнения в подлинности, надо провести рентгеновское исследование, может быть, химический анализ, но вряд ли это фальшивка. Есть вероятность, что это копия, выполненная в той же мастерской, но мы разберемся. Что касается авторства, тут я не достаточно компетентен, но я знаю нескольких хороших специалистов по римскому барокко. Им будет несложно помочь нам.
— Можешь сделать все это к завтрашнему вечеру? — спросил его Тененти.
— Ну, это рановато... — поморщился антиквар. — У меня встречи, надо кое-что забрать у реставраторов.
— Мы торопимся.
— Тем хуже для моих встреч. Закрою магазин до завтра, до обеда, и займусь вашим делом. Кстати, я уже вечность не брал выходных.
