про свой шлем, ему хочется снять хотя бы ещё и наручи, но с ними потом мучиться опять надевать. Потом он снимает горжет — сидеть за столом с принцессой, когда у тебя половины лица не видно, неприлично, — отдаёт солдату и подшлемник, вытерев им сначала лицо, и добавляет: — Подай воды руки омыть.
— Ах да! — вспоминает солдат, а его подручный уже наливает теплую воду из чана в большую миску.
Сначала подаёт миску Её Высочеству, потом даёт ей не самое свежее полотенце, но она не отказывается — уж если есть простую еду да из простых тарелок… Но генерал, скрывая улыбку, глядит на маркграфиню. Ей явно не до этих мелочей, она глаз не отводит от сковороды и от рук солдата, что накладывает ей отлично зажаренную грудинку и колбасу, а потом сгребает из сковороды жареный коричневый лук и укладывает его рядом с едва ли не чёрной после жарки колбасой.
— Ну вот, госпожа и господин, — еда готова.
— Молодец, получишь награду, — говорит генерал и тянется наконец к кружке с пивом, которую собирается выпить сразу, не останавливаясь и пренебрегая тем, что пиво не холодное. И лишь спросив перед тем: — А пиво-то пробовал кто?
— Уж не извольте волноваться, господин, — заверяет его немолодой солдат. — Уже все приложились, и по два раза, пришлось некоторых от бочонка отгонять мешалкой.
И тогда генерал берёт кружку, предвкушая удовольствие, но принцесса вдруг и говорит ему:
— А какому святому молятся солдаты перед едой?
Генерал, чуть замешкавшись, ставит кружку на место; он, признаться, и не помнит солдатских заступников, но бородатый кашевар и тут не оплошал.
— Так то святой Себастиан.
— Себастиан! Ну конечно же! — обрадованно вспомнила принцесса. — Мученик и страдалец, — тут она вдруг протянула генералу руку. — Помолимся, барон?
Он взял её руку и снова удивился тому, что рука эта вовсе не походила на мягкую, изнеженную ручку высокородной дамы. Нет, нет… Та рука, хоть и не загрубела от ежедневной работы, но была весьма тепла и… крепка, словно у молодой крестьянки. И, держа её, Волков стал думать вовсе не о святом Себастиане. А ещё стал коситься на весьма заметную в этом новом платье грудь маркграфини.
* * *
Прежде чем приняться за грудинку и колбасу, он сразу, не останавливаясь и с удовольствием, выпил всю кружку пива. И сразу указал на пустой сосуд не старому солдату: давай наливай ещё. И пока тот бегал с кружкой к бочонку, Волков, накалывая кружок колбасы, смотрел, как своё пиво пила маркграфиня. Она делала это не спеша и с достоинством. Вот только прежде, чем генерал отправил колбасу себе в рот, в дверях кухни появился капитан Мильке, и лицо его вовсе не соответствовало приятному времяпровождению, которому предавались генерал и принцесса. Мильке быстро и неуклюже поклонился маркграфине и стал корчить многозначительные гримасы своему командиру, всячески давая ему понять, что у него к тому какой-то не очень приятный разговор.
— Мильке! — сказал генерал, явно недовольный тем, что его отрывали от обеда, которого он, возможно, ждал со вчерашнего дня. — Что вам нужно?
Тут Мильке повёл себя ещё глупее, чем вёл до сих пор: он стал шептать Волкову, но при том шептал так громко, что его шёпот принцесса безусловно слышала; капитан говорил:
— Я был за стеной, господин генерал, и мне надобно сообщить вам, что я там увидал.
Барон стал ещё злее и спросил у своего подопечного с заметным раздражением:
— Час или хоть полчаса то, что вы увидели, может подождать?
На что капитан скорчил гримасу невыносимого страдания; кажется, ему до смерти нужно было всё рассказать командиру немедленно.
— Прошу прощения, Ваше Высочество, — произнёс генерал, бросая полотенце для рук на стол и глядя на своего подчинённого с укором: какого дьявола тебе нужно?
— Ступайте, ступайте, барон, — произнесла маркграфиня.
— Мильке, вы совсем осёл? — зло начал Волков, отходя от стола к бочке с пивом. — Вы, что, не видели, что я обедаю с принцессой?
— Господин генерал! — воскликнул капитан, после чего Волков ещё раз взглянул на маркграфиню и оттащил офицера от неё ещё на пару шагов.
— Прекратите орать! Ну, говорите, что вы там нашли?
— Мертвецов! — сразу выпалил капитан.
— Мертвецов? — в общем-то, это не стало для барона уж слишком большой неожиданностью. Генерал понимал, в чьём замке находится и чья одежда сейчас сваливается в телеги. И тут он уточнил: — И много там мертвецов?
— Много, — выдохнул капитан. — Думаю, дюжина. Да нет же, дюжины полторы, и это только рядом со стеной.
Подчинённый был не на шутку взволнован, и поэтому Волков ему на всякий случай напомнил:
— Мильке, вообще-то наше с вами ремесло подразумевает наличие мертвецов рядом с нами. Уж и не догадывался, что вы так впечатлительны на сей счёт.
— Так я понимаю, но на этот раз все мертвецы — бабы, — продолжил офицер, понижая тон.
Тут уже генерал взял его за локоть и вывел из кухни на двор замка; он совсем не хотел, чтобы до принцессы донеслась хоть часть их разговора, ведь, судя по поведению офицера, этот разговор мог быть не очень приятен. И потребовал:
— Ну докладывайте наконец!
— Мы как к той стене лестницу поднесли, — сразу начал Мильке, — так уже поняли, что там что-то дурное. Трупная вонь там, под стеной, была едва выносима. Но я приказал солдату взобраться на стену, но поначалу он ничего не увидал и сказал, что сможет выбраться обратно, если со стены слезет. И я сказал ему: слезай и посмотри, что там. А через минуту он снова был на стене и сказал, что дышать там нельзя и что везде лежат мертвые с волосами.
— С какими ещё волосами? — не понял генерал.
— Вот и я про то же у него спросил, а он сказал: с длинными. Ну, я тогда сам решил посмотреть, что там за волосы. И перелез через стену сам, с двумя людьми.
— Ну и?
— То были мёртвые бабы, господин генерал. Я прошёл под башней немного, и там, под западной стеной, и пошли трупы. Старые и не старые, ещё не истлевшие и не высохшие. Некоторые уже были до костей съедены орлами, но некоторые были ещё не совсем обглоданы, и у всех
