собирался на это никак реагировать. Я со вздохом покачала головой и вытащила из кофеварки фильтр.
Даже не знаю, с чего мне пришло в голову мириться с этим человеком.
– По поводу?
Я так быстро развернулась, что подействовала сила Кориолиса, и я потеряла равновесие. Мне пришлось ухватиться за рабочий стол. Вчерашняя кофейная гуща рассыпалась по поверхности из нержавеющей стали и по полу.
– Блин.
– Не очень похоже на извинение, – он оторвал взгляд от доски. – Тебе помочь?
– Нет. Спасибо. Я просто идиотка, – я бросила фильтр с гущей в компостер и схватила тряпку, – но ты это и так знаешь.
– Йорк, – он вздохнул и опустил планшет, – я могу о тебе сказать много нелестных вещей, но ты точно не идиотка.
– Хотя бы честно.
Я протерла пол и сложила тряпку, собирая рассыпавшуюся гущу. И тут я запоздало поняла, что в случае с Паркером это был комплимент. Ну, почти. Он не считал меня идиоткой. Я снова вздохнула и присела на корточки.
– Прости, что тогда наговорила все это про твою жену. Что пыталась тебя задеть. И вообще.
– Я же тебя просил не говорить больше о ней.
– Я… – В его голосе было столько льда, что я раскрыла рот от изумления. – Я знаю. Прости. Я просто хотела извиниться. Я больше не буду поднимать эту тему.
Зачем я вообще все это затеяла? Я собрала гущу в ткань и осторожно поднялась на ноги. Как только разберусь с кофе, уйду отсюда. До собрания еще было время. Чистым углом тряпки я вытерла гущу с рабочего стола.
За моей спиной Паркер вытащил скамью. Металлические ножки громко царапали кухонный пол. Он со вздохом сел и с грохотом бросил планшет на стол.
– Спасибо.
На этот раз я не стала резко оборачиваться. Я вообще не повернулась. Я не сводила глаз с тряпки и вытряхивала гущу в контейнер компостера. Мне пришлось закусить губу изнутри, чтобы не заплакать. Господи. Мне было мерзко от своей слабости. Этот человек принес мне столько страданий, что даже толика доброты вызвала у меня слезы.
– Что мне сделать, чтобы ты перестал меня ненавидеть?
– Я не… Ладно, так было. И довольно долго. Но сейчас я тебя вовсе не ненавижу. Клянусь Богом, Йорк. Я тебя не ненавижу.
Складывание тряпки вчетверо требовало моего полного внимания. Грубый хлопок комкался под моими большими пальцами, когда я разглаживала складки.
– Но и особой любви ко мне ты не испытываешь.
– Уверен, это у нас с тобой взаимно, – Паркер прочистил горло. – А мне что сделать, чтобы ты меня перестала ненавидеть?
– Перестать вести себя как мудак?
Он хохотнул.
– Прости, солнышко. Это у меня в крови. Но я постараюсь себе напоминать, что ты у нас нежный цветочек.
– Вот, – я бросила тряпку на стол и повернулась: – Вот об этом я и говорю.
Паркер раскрыл рот. Он дважды моргнул и только потом закрыл его.
– Я же шучу.
– Такое чувство, что это не шутка.
Он вскинул руки в воздух.
– Ради всего святого. Я не несу ответственность за твои чувства. Для меня это просто шутка.
– Нет ничего смешного в том, чтобы говорить женщине, будто она неженка и потому не может с чем-то справиться. Нам это постоянно говорят люди – мужчины, – чтобы поставить нас на место. Это оскорбительно.
– А называть меня мудаком не оскорбительно?
– Оскорбительно, – тут у меня уже руки затряслись от гнева, – но я и не шутила.
– Конечно, для этого ведь нужно обладать чувством юмора, – Паркер взял свой планшет и встал со скамейки: – Спасибо, что извинилась. Буду дорожить этим вечно.
Он вернулся к доске, а я крепко зажмурилась. Господи. Какая я все-таки идиотка.
* * *
Когда на кухню спустилась Флоренс, я уже варила кофе и была практически спокойна. А вот моя коллега широко улыбалась. Она сняла руку с лестницы и помахала над головой кучкой бумаги.
– Принесла утреннюю газету!
– Не помню, когда в последний раз я радовалась газете.
– Ой, эта тебе понравится, – она подняла свободную руку вверх, словно рисуя в воздухе заголовок: – Первая полоса: «Доктор Мартин Лютер Кинг получил Нобелевскую премию мира».
– Мазл тов[70]! – я хлопнула в ладоши. – Как я рада, что его работу оценили по заслугам.
– Здорово, – Паркер отошел от доски и встал за Флоренс, заглядывая через ее плечо в газету: – Он первый?
Флоренс покачала головой. Она не стала спрашивать, что он имел в виду. Черт, да даже я поняла, о чем он. И я была рада, что он спросил. Мне тоже было интересно, просто не хотелось низводить доктора Кинга до его расы. Хотя, конечно, мне было любопытно.
– Не-а. Первым был Ральф Джонсон Банч[71], – она передала Паркеру половину листов. – Эльма, тебе письмо. Честное слово, я не читала, но скажи мужу, что, если он и дальше будет такое писать, у нас телетайп сломается от его пыла.
– А говоришь, что не читала.
Я покраснела, но румянец исчез, когда я взяла у нее письмо. Флоренс аккуратно обрезала весь «мусор».
Это было логично, но ведь в этом мусоре содержались самые важные части письма. Но все равно. Это все еще было письмо от Натаниэля. Я отнесла его к столу и села на свое место. Остальные пока еще не пришли.
Дорогая Эльма!
Мне уже не терпится показать тебе нашу новую квартиру. Как ты и просила, здесь много зелени. Вообще-то окна выходят во дворик, где растут яблони, азалии и живая изгородь из бирючины. Спальня на первом этаже, она уютно прячется за деревьями, так что можно даже не закрывать шторы и все равно сохранять уединение. Предвкушаю, как ты увидишь, какой здесь красивый свет по утрам.
И Флоренс это письмо показалось пылким? Это она еще «мусор» не видела.
С лестницы соскользнула Камила, а Терразас с Рафаэлем выбежали из трубы, ведущей в тренажерный зал.
Камила подошла к рабочему столу и жадно, как ребенок, протянула руки к кофейнику.
– Кофе.
– Разве не ты говорила о его токсичности? – Флоренс взглянула на нее поверх своей чашки.
– Не существует ничего более токсичного, чем я, пока не выпью кофе.
Камила с тихим стоном налила в чашку дымящийся напиток.
Паркер фыркнул.
– А где Фланнери?
– Здесь, – Леонард спрыгнул по трубе на кухню: – Извините. Я научничал.
– Я понимаю, конечно, что это не мой родной язык, но разве есть такое слово?
Терразас перекинул ногу и уселся на скамью напротив меня. Он согнул свое длинное тело пополам и склонился над чашкой.
– Разумеется, – Леонард прямиком направился к кофейнику. – Могу проспрягать.
Паркер вернулся к доске и быстро начеркал рядом с пунктами повестки дня:
– Я научничаю. Ты научничаешь. Он/она/оно научничает…
От того, что все слова были слишком близко, на доске образовались случайные предложения, и я, не сдержавшись, рассмеялась. Я указала на доску и прочитала вслух:
– Я научничаю график дежурств. Ты научничаешь Марс. Он/она/оно научничает утилизацию отходов.
– Неправильно, Йорк, – Паркер указал на себя. – Я научничаю график дежурств. И согласно этому
