— Я думаю, герра Брайтштайна убили по этой причине.
В квартиру Вертена они вернулись в середине дня и сразу попали в объятия Густава Климта. Тут же стоял Крафт-Эбинг — он был счастлив увидеть их живыми и невредимыми.
— Мы не знали, что и думать, — проговорил художник, наконец отпуская Вертена и Гросса.
Под «мы» он, разумеется, имел в виду свое трио головорезов. Они тоже присутствовали, но выходить из-за стола не стали, поглощенные обедом, которым их потчевала фрау Блачки. Ощутив запах тушеной говядины с хреном, Вертен неожиданно осознал, что они с Гроссом после завтрака в Нижнем Бельведере ничего не ели.
Радостная фрау Блачки немедленно усадила их за стол, и они присоединились к трапезе с огромным аппетитом. Крафт-Эбинг поспешно откланялся и ушел, даже не спросив, что с ними случилось прошлой ночью. Он понимал, что сейчас они рассказать ничего не могут.
После обеда телохранители сразу ушли. Вертен, Гросс и Климт направились в кабинет обсудить дальнейшие действия, когда в дверь позвонили. Художник пошел открыть, остановив фрау Блачки.
Это была телеграмма из Женевы.
— Ага! — воскликнул криминалист, быстро ознакомившись с ее содержанием. — Я так и думал.
Он протянул телеграмму Вертену.
Планнер был немногословен. Телеграмма состояла всего из двух слов: «На шее».
Глава двадцать третья
Часы показывали половину десятого утра. В это время большинство уважающих себя венцев садились за второй завтрак, состоящий из колбасы с белой булочкой из дрожжевого теста и бокала кислого белого вина. А Вертен и Гросс только приступили к первому завтраку. Вчера они засиделись допоздна. Климта уговорили уйти домой только в полночь — убедили его, что пара пистолетов и крепкая дверь здесь надежно их защищают.
— Эрцгерцог теперь уже вне всяких подозрений, — сказал Вертен, намазывая свежий рогалик маслом.
В ответ Гросс неопределенно хмыкнул и перелистнул страницу утреннего выпуска «Нойе фрайе прессе».
— Это означает ваше согласие, Гросс, или вам просто наскучил разговор?
— Хм-м…
— Черт возьми, Гросс, почему вы молчите? Шрам на шее «кучера» означает, что Франц Фердинанд к убийству императрицы не причастен.
Гросс отложил газету.
— Мы это обсудили, мой друг. Вчера. Точнее, сегодня, где-то в начале первого ночи.
— Но можно продолжить обсуждение.
— Я скажу то же, что и вчера. Да, свидетельство веское, но пока эту версию отбрасывать не нужно.
— Что? Неужели вы верите, что эрцгерцог нашел еще одного подручного со шрамом, только чтобы сбить нас с толку?
— Такое возможно, Вертен. Вчера вечером я отнес эту версию к разряду возможных, но маловероятных.
Вертен глотнул кофе и посмотрел на криминалиста, загородившегося газетой.
— Гросс, порой вы бываете невыносимым. А как быть с недавней гибелью Брайтштайна и с тем, что цветы доставил человек со шрамом на шее? Это был сержант Тод.
— Об этом сержанте нам известно со слов Франца Фердинанда, — донесся из-за газеты приглушенный голос Гросса.
— Да перестаньте вы читать эти чертовы новости! — взорвался Вертен.
Гросс снова отложил газету.
— А что вы хотите, чтобы я делал, Вертен?
— Действовать, Гросс. Пришло время действовать.
— И как именно?
— Для начала связаться с полицией Штирии. Предупредить, что смерть Брайтштайна — это умышленное убийство, а не несчастный случай. Пусть они снова все проверят, опросят свидетелей, пока их память еще свежа.
Гросс улыбнулся:
— Браво, Вертен. Вы неплохо изучили мою методику.
Вертен вгляделся в криминалиста.
— Вы это уже сделали?
— Да, Вертен. Пока вы спали.
— А таинственный сержант Тод?
— Увы, у меня мало знакомых среди военных. Но я попросил разузнать Крафт-Эбинга. У него есть приятель, служивший в Генеральном штабе. Может, удастся что-нибудь выяснить хотя бы об отряде Ролло. А может быть, и о сержанте Тоде.
— И что мы будем пока делать?
— Ждать, Вертен. Закончить завтрак и ждать.
В этот момент в дверь квартиры постучали. Громко и настойчиво. Визитер был настолько возбужден, что не обратил внимания на звонок. Фрау Блачки, помня строгий наказ никому не открывать дверь, к ней даже не приблизилась. Вертен и Гросс двинулись в прихожую, где на стойке для зонтиков лежали их пистолеты. Вертен посмотрел в глазок. Перед дверью стоял крупный, дородный старик с длинной седой бородой. Одет он был в дорогой коричневый костюм, на голове такого же цвета котелок.
— Вы его знаете? — прошептал Гросс.
Вертен отрицательно покачал головой:
— Нет, но он выглядит вполне прилично.
— Выглядит? — возмущенно прошипел Гросс.
— Я знаю, внешний вид ничего не значит, — прошептал в ответ Вертен. — Но вряд ли они станут посылать на расправу с нами старика.
Свирепый стук в дверь заставил Гросса поднять пистолет.
— Только медленно, — сказал он. — И не снимайте цепочку.
— Где моя дочь? — выкрикнул старик, как только увидел Вертена.
— Извините, кто вы такой?
— Иосиф Майснер, отец Берты, черт бы вас побрал!
Вертен поспешно спрятал пистолет и снял цепочку, приглашая старика войти.
Майснер ввалился в дверь. Смерил взглядом Гросса и Вертена. Берта, конечно, сообщила отцу о помолвке, но с женихом пока не познакомила.
— Рад с вами познакомиться, герр Майснер, — произнес Вертен, протягивая руку.
— Ты лучше скажи, где моя дочь? — прохрипел старик, не замечая протянутой руки.
Вертен замялся.
— Ну… она ведь вам сказала, что мы решили пожениться и…
— Зачем ты мне рассказываешь то, что я уже знаю, дубина? Лучше скажи, где она?
— Вы только что прибыли из Линца, герр Майснер? — спросил Гросс.
— А вы кто такой?
Гросс представился. Майснеру его фамилия оказалась знакома.
— Криминалист? Значит, он вас уже пригласил. — Старик посмотрел на Вертена. — А почему мне не сообщил?
— Я совершенно не представляю, о чем вы говорите, герр Майснер, — возбужденно произнес Вертен.
— О Берте, тупица. О моей дочери. С которой ты помолвлен. Ее похитили.
— Похитили? — У Вертена перехватило дыхание. Они были озабочены собственной безопасностью, а о том, что до нее тоже могут добраться, даже не подумали.
