бомб густо посыпались на неподвижный бронепоезд. Вокруг него будто забили гейзеры из грязи и песка.
Один самолёт, сбросив бомбы, разворачивался, взмывал вверх, другой тут же заходил на его место и пикировал. С каждым следующим заходом бомб сыпалось всё меньше и меньше…
Отбомбившись, «юнкерсы» ушли, а бронепоезд… Бронепоезд стойко вынес авианалёт! Но на этом дело не закончилось…
Немецкие сухопутные части скорректировали огонь по гибнущему броненосцу. Снаряды и мины стали ложиться ближе. Они рвались на всём пространстве между рекой и лесом. К молчавшему и неподвижному бронепоезду приближалась сплошная стена разрывов.
И вдруг сразу всё утихло. Вероятно, немцы больше не считали нужным добивать бронепоезд. Здесь утихло, зато за рекой загремело и загрохотало.
«Вот тебе раз! – подумал Спицын, удивляясь наступившей тишине. – Может, фрицы уже посчитали нас мёртвыми, а теперь готовятся захватить поезд голыми руками?»
Он осмотрел местность через перископ и изумлённо присвистнул. С другого берега на понтонную переправу медленно заползали тяжёлые немецкие танки.
– Кажись, Судный день настаёт! – прошептал Спицын и закашлялся. Помещение было заполнено гарью, свербило в носу, глаза слезились, и нечем было дышать. – Эй, живые есть? – крикнул он, задыхаясь. – Отзовитесь, чёрт возьми, или… – Он снова закашлялся.
На его зов никто не ответил, из чего Сергей сделал вывод, что жив он один. Авиаудары и огонь прямой наводкой броня поезда выдержала, что нельзя было сказать о людях… Бойцы погибли от осколков бомб и снарядов, залетавших через бойницы.
Спицын взял телефон и попытался вызвать вторую башню. Ему ответил чужой, какой-то измученный голос:
– Я тебя слушаю, командир.
– Чижов, ты это? – спросил Сергей.
– Да, это я, Петрович, – ответил боец, и Спицын едва понял его бессвязную речь.
– Вот что, Чижов, наведи орудия на переправу, – сказал он. – Снарядов не жалей, не наши они. Верни фрицам всё, что у тебя осталось!
– Осталось ещё много, – ответил боец. – Только вот башню заклинило, да и стрелять больше некому.
– А ты? Ты ведь жив ещё?
– От меня тоже толку никакого, командир. Лежу вот в луже крови и… Умираю я, командир. Ты уж не взыщи…
Больше от Чижова Спицын ничего не услышал.
Тогда он подошёл к ящику, взял снаряд и поднёс к орудию. Но и здесь его ждало разочарование. Замок орудия заклинило.
– Вот и всё… – вздохнул Сергей, присаживаясь у ящиков со снарядами. – Выходит, в этой жизни мы своё дело сделали. Так что же остаётся? Помахать фрицам на прощание рукой?
Нет, рукой махать немцам он не собирался. Он знал, что надо сделать напоследок, чтобы красиво уйти. Спицын взял из ящика гранату и поднёс её к боеприпасам. Оставалось только выдернуть чеку и…
Внезапно бронепоезд дёрнулся, будто воспрял ото сна. Спицын не удержался и повалился на бок. В другое время он, быть может, крепко выругался, но сейчас…
– Сумкин… Жив, подлюга!
Он вскочил, поспешил к телефону и принялся яростно давить пальцем на кнопку вызова. Паровозный отсек ответил голосом Дмитрия:
– Рад тебя слышать, командир.
– А уж я-то так рад, что слов не нахожу! – счастливо рассмеялся Спицын. – Как ты там? Надеюсь, можешь шевелиться?
– И шевелюсь покуда, и вот машину водить учуся, – хрипло рассмеялся Сумкин. – Нам, казакам сакмарским, что коня объезжать, что поезд железный. Всё одно под седло поставим!
– Кнутом, да покрепче хлыщи его, Димка! – закричал, вытирая слёзы и глотая подступивший к горлу ком, Спицын. – Разгони его так, чтоб тупик снёс к чёртовой матери и перепахал весь берег!
– Так что, под откос коня нашего, Петрович? – спросил Сумкин.
– Под откос, куда же ещё! – орал Сергей, потрясая рукой с зажатой в ней гранатой. – Отвоевал своё «конь» немецкий!
– Не немецкий он, только сделан в Германии, – проворчал недовольно в трубку Сумкин. – Наш он теперь! Наш этот бронепоезд, Петрович! Он столько немцам вреда причинил, что достоин помереть геройски и считаться не немецким, а что ни на есть советским!
– Прав ты! Сто раз прав, Димка! – всхлипнув, закричал Спицын. – А теперь покажем фрицам, как русские люди умирают! Разгони «колесницу», если рельсы ещё целы и…
Сергей уронил трубку и заплакал. И плакал он не от жалости к себе и не от сожаления по прошедшей жизни. Он плакал от осознания, что прожил эту жизнь не зря, и очень гордился тем, что судьба позволила ему пройти свой жизненный путь достойно, а покинуть этот мир не обыденно, а громко хлопнув дверью! Смерть уже стучалась в заклинившую дверь бронепоезда, и тогда…
– За Родину! За Сталина! – прошептал Сергей Спицын. – Враг будет разбит, а Победа будет за нами!
* * *
– Прощай, Петрович! Прощай, Родина! Простите меня, жена, дети и земля наша казачья, оренбургская! – шептал сквозь зубы Дмитрий Сумкин, глотая слёзы и орудуя рычагами. – Не подведу я всех вас, слышите? Не подведу! Да простит меня Господь, что жизней много людских отнял! Но те жизни не людей мирных, а врагов Родины моей великой! Да пусть будет всё так, как есть…
Сумкин привёл паровоз в движение.
Уже больше десятка немецких танков заехало на понтонную переправу, но, когда первый из них уже подъезжал к берегу, набравший скорость бронепоезд снёс тупиковые заграждения и с десятиметровой высоты рухнул в реку!
Свет померк в глазах Сумкина, когда бронепоезд всей своей чудовищной массой врезался в переправу. Понтонные платформы вместе с танками сначала собрались в кучу, а потом резко разъехались в стороны. Тяжёлые танки опрокинулись в реку и пошли ко дну.
Принявший свой последний бой бронепоезд траурным монументом стоял на берегу, зарывшись в песок и преградив своей массой как путь к отступлению немецким войскам, так и служа непреодолимой преградой всем планам гитлеровцев форсировать спокойно реку и закрепиться на этом берегу!
* * *
День выдался чудесным. Молодой милиционер Степан Плотников скучал, сидя у телефона в дежурной части отдела, да изредка бил хлопушкой надоедливых мух. Этих назойливых насекомых немало развелось в это тёплое лето, и они выводили Степана из себя жужжанием и полётами по помещению.
В отдел вошёл человек. Плотников сразу же встрепенулся и внимательно посмотрел на посетителя.
– Начальник здесь? – спросил вошедший, расправляя складки под солдатским ремнём на ладно сидевшей на нём гимнастёрке.
– А вы по какому вопросу к нему? – спросил Степан, с восторгом разглядывая увешанную орденами и медалями грудь посетителя.
– Да вот на работу пришёл устраиваться, – ответил тот с улыбочкой.
– На работу? К нам? – Плотников недоверчиво хмыкнул и более внимательно взглянул на усатое и очень довольное лицо мужчины. – Но-о-о…
– Ты не нокай, а скажи, здесь начальник или нет? – подмигнул посетитель. – Я к нему зашёл, а не с тобой рассусоливать.
– Но-о-о…
Из кабинета вышел начальник и подошёл к дежурной части. Он хмуро покосился на посетителя, а затем посмотрел на дежурного:
– Как обстановка?
– Да так, всё тихо, – ответил Степан. – Только вот посетитель к вам просится…
– Ко мне? – начальник обернулся и посмотрел изучающим взглядом на мужчину, который с усмешкой разглядывал
