и Чемпионат Европы будет. И говорят… Ну, там видно будет… Потому, не пить и не терять форму. Поменяете если адреса, то сообщайте. Всё. Вон, за нами уже автобус приехал.
А я рожу кирпичом — типа я здесь не при чём. Так должен был сказать Левин, когда утром к собравшейся на базе Динамо команде никто не приехал. И вообще творилось в стране непонятно что.
Сидели они, между прочим, сейчас в бомбоубежище. Давно году в шестидесятом его именно как бомбоубежище и строили. А потом десятилетия спокойной мирной жизни и вечная нехватка места, так что сейчас это скорее склад. Стоят лыжи, лежат лыжные ботинки на самодельных полочках, палки в углу навалены. Левин угнездился на двух боксёрских мешках порванных. Ещё несколько человек вообще роскошно устроились, в углу навалены маты… нет, в углу аккуратной стопкой уложены маты и мухачи из сборной залезли туда и устроили лежбище. Тренера и начальник этого склада восседают на двух кожаных диванах, стоящих в углу буквой «Г». Кожа потрескалась и вышаркалась, вид диван имеют непрезентабельный, но сидеть на них можно, вот начальники и сидят. Есть ещё несколько колченогих табуреток и сломанные стулья, которые с помощью смекалки, книг с журналами и подписками газет превратили в сидячие места.
Тревогу объявили полчаса назад и люди уже в бомбоубежище начали обживаться. Тем, кому сидячих и лежачих мест не досталось, терлись по углам и стеллажам под изредкие окрики завхоза и возвращались с добычей. Гурам Черткоев — новоиспечённый Чемпион Мира в весе до 82 килограмм нашёл десяток старых порванных самбистких курток и кимоно и соорудил себе лежбище на одном из стеллажей, перетащив на соседний и лыжные ботинки.
— Размеры перепутаешь, сам будешь раскладывать, — пошипел на него завсклада Михеич.
— Ай, дарагой ядерный война, какой размер⁈ Тут, скажи лучше, кожа или замэститель, варить можно? Есть уже хочу?
— Заменитель…
— Ай, дарагой, почему не кожа, а вода есть? Будем замэститель варить…
— Заменитель…
— Всё сварим. Александр Николаевич, а сколько нам сыдеть тут? — Гурам остановился перед тренерскими диванами.
— А я знаю, вон, Квасина спроси, он дипломат. Константин, что творится?
— Костик, говори! — грузин остановился теперь напротив Квасина и осуждающе на него уставился, прямо сквозило во взгляде: «Это всё вы дипломаты виноваты»!
Левин рожу кирпичом сделал… Догадался, что произошло. Как там у Гарри Поттера: «Шалость удалась»⁈ Сработало его проклятье и явно сработало на пять балов из пяти. Раз по всей стране объявлена воздушная тревога. Устроил настоящий бадабум! А чего? Так и было задумано.
— Я не дипломат, я корреспондент, дояр ещё.
— Ты, не лезь в кусты, Квасин, все знают, что у тебя отец посол в Аргентине, — прибавил свой голос к грузинскому Евгений Есин — тоже новоиспечённый Чемпион Мира в весе до 62 кило.
— Сто процентов, что Аргентина на СССР не напала. У них ни ракет нет, ни самолётов, что бомбы доставят… Да и бомб нет. Могу только предположить, что на одной из баз НАТО или США в Европе произошло что-то. Может, какие-то повстанца захватили? Курды в Турции вечно теракты совершают, в Испании есть ЭТА, тоже террористическая организация. А может по пьяни какой лётчик упал на базу, где ядерное оружие? Не знаю… Думаю не будет ядерной войны. И у нас и них найдутся люди с трезвыми головами, предотвратят.
— О, Квасин, Константин, ты же комсорг и политинформатор у нас! — Чернигин приподнялся с дивана, заскрипевшего пружинами, — Тихо все, сейчас нам Константин расскажет про международную обстановку в Мире. Начинай, Костя. Мне говорили, что ты с Фиделем Кастро знаком и с Че Геварой. Про них расскажи.
Глава 24
Событие шестьдесят восьмое
Конец света отметили массовыми гуляниями… Ждем нового.
Дарий (философ)
Конец света, конец света… Заладили… Гораздо хуже когда воду на месяц перекрывают.
Автор Неизвестен
Воздушную тревогу отменили в полдень. Радио пропело что-то похожее на похоронный марш, а потом диктор монотонно начал повторять: «Отбой воздушной тревоги. Отбой воздушной тревоги». К этому времени Владимир Ильич уже устал народ развлекать. И про то, как сидел на коленях у Че рассказал, и про Варадеро, хотя совершенно его не помнил, да и был ли. Так, что от себя наплёл, что из воспоминаний отца. Как-то в Боливии на дне рождения старший Квасин несколько минут пляжу знаменитому посвятил.
— Это такая коса длиннющая, как у нас в Бердянске. Нет, это не в Гаване, далеко, — вяло отбивался Костик от посыпавшихся вопросов. И тут главный прилетел от любознательного супертяжа.
— Чё, прямо рядом настоящий нудистский пляж? — пацаны молодые в основном собрались, глаза загорелись. — Там мулатки с негритянками голые разгуливают⁈ — Мечта!!!
Когда тема Кубы себя исчерпала, народ потребовал про Боливию рассказать. Про убийство того же Че Гевары Владимир Ильич толком ничего не знал, а вот, как живут люди на высоте четырёх километров, поведал. И даже про соседнюю страну — Перу и её диковинные фигурки, выложенные мелкими камешками, поведал, про геоглифы Наски — группу гигантских геометрических и фигурных геоглифов на плато Наска в южной части Перу. Народ сначала взбодрился и начал инопланетян обсуждать, но не долго. Толком никто ничего не знал. И эта инопланетная тема затихла. Народ потребовал от писателя историй. Как мог, по памяти, Костик пару рассказов своих поведал скучающим борцам. И вот тут по радио объявили конец или отбой воздушной тревоге. Голодные спортсмены бросились к столовой и окарались. Совершенно неожиданно оказалось, что поварам и прочим уборщицам тоже пришлось просидеть в бомбоубежище. Бывают же совпадения. Вот ведь! Благо подвалов два оказалось. А потому, есть было толком нечего, и в ближайшие пару часов обеда не будет.
— Ну, хоть бутерброды сделайте или яичницу пожарьте! — потребовали особо оголодавшие.
— А принесите столько яиц! — рыкнула на них толстенькая зав столовой, — И хлеба ещё не завозили. Осталось со вчерашнего дня пару булок.
Левин слушать перепалку не стал. Нужны были новости.
— Александр Николаевич, — Владимир Ильич подступил к пышущему негодованием Чернигину, — можно я на работу скатаюсь, там и новостями разживусь. — На самом деле, у кого ещё можно узнать новости, как не у директора издательства «Прогресс», и не потому, что он директор, а потому, что он бывший работник ЦК. Не член, конечно, но работник. Всё же Вольф Николаевич Седых работал заведующим
