покачал я головой.
Это он уже услышал, тут же оглянувшись, а затем бросившись к стоящей за моей спиной Шираиши с криком «Доченька!».
Я несильно пнул бывшего бойца ногой в грудь, отправляя назад к телевизору, а затем отпихнул всхлипнувшую Ману назад к себе за спину. Бедный доисторический телеящик, завалившись на бок, выдал сноп искр и затих, но перед смертью сослужил еще одну службу — в его ножках запутался Огаваза, который быстро затих при виде приближающегося меня.
— Твоя дочь отдала себя мне в рабство за то, чтобы ты жил, ублюдок, — ровно проговорил я, садясь на корточки перед лежащим у стены человеком, — Теперь она делает всё, что я ей скажу. Понял? Всё.
Вот теперь он замер, правда не как кролик перед удавом, а как кто-то, очень резко, внезапно и искренне возненавидевший кого-то другого. Кулаки человека сжались с отчетливым скрипом, а позади нас фоном слышалось прерывистое дыхание готовой заплакать девочки.
— Меня зовут Акира Кирью, — продолжил я, — И пока твоей дочери не было отдано каких-либо приказов. Но это изменится, Огаваза Суичиро, изменится ровно через месяц.
Еще один рывок отца под испуганный всхлип дочери. Предсказуемый и отчаянный. Его я сбиваю коротким тычком руки. Если псих и набрал пару-тройку килограмм, это на его силе особо не сказалось.
— Я тебя убью! — буквально выплюнуто из скривившегося рта дистрофика. Горячечно, с искренней ненавистью.
— Можешь попробовать, — пожимаю я плечами, — Но если у тебя не выйдет, то ты сдохнешь в тюрьме или от пули ликвидатора. Хочешь знать, что тогда будет с твоей дочерью?
— Ты не посмее…
— Я возьму её замуж, — не даю человеку договорить, — Она станет моей женой. Красивая, спортивная, замечательные оценки. Покорная. Она очень удобно воспитана, Огаваза-сан. Таким сокровищем как Мана разбрасываться грешно, так что не волнуйтесь, даже если вы вернетесь отсюда в зал с пачинко, то я позабочусь о вашей дочери. В своих интересах, но тем не менее.
Эти слова могли показаться кому постороннему, или даже самой Мане, вполне безобидными, может быть даже обнадеживающими или приятными, но вот отец девушки воспринял их абсолютно верно, поняв даже в своем состоянии тот смысл, который я вложил в «утешение». Если он не выполнит мои условия, не бросит мне вызов и не победит в течение месяца, то клетка, которую создала мать Маны для своей нелюбимой дочери, просто сменится другой. Навсегда.
— Ты меня понял, Огаваза-сан?
— Д-да… я тебя понял…
— Тогда, Мана, — я обернулся к молча трясущейся девушке, — Бери своего старика и валите отсюда. Здесь ему больше ни крова и ни еды не предоставят. Делайте что хотите, но не забудь, что через час-полтора ты должна быть с Эной. Понятно? Хорошо. И последнее, Огаваза-сан. Если захотите что-нибудь узнать про меня, не стесняйтесь, спрашивайте моего деда. Передайте ему, что я разрешил ответить на любые вопросы.
Что же, этот момент прошёл хорошо, зачеркнуты все пункты. Работать с людьми сложно. Правильно воздействовать на одного истощенного и умирающего психа куда труднее, чем устроить предсказуемую технокатастрофу. Наверное, именно поэтому я всегда не любил работать с людьми. Демоны, боги, искусственные создания — все они куда эффективнее и предсказуемее. А еще нежить.
Когда я дорасту до того, чтобы вырабатывать эфир самостоятельно, то обязательно попробую призвать демона и заключу с ним контракт служения. Пусть слабого, жалкого и маленького, но это всё поправимо, а вот отсутствие надежного помощника сильно мешает планам. Даже безногий инвалид-затворник, зависящий от тебя почти во всем, может выкинуть непредсказуемый фокус, после которого приходится переворачивать мир, чтобы скрыться от возможных последствий.
— Акира, ты уверен, что это тебе нужно? — нахмурился Горо, когда я уселся перед ним в его комнате.
— Ты сам мне рассказал, что Огаваза был видным универсалом, пока не слетел с катушек, — пожал я плечами, — Не вижу за забором очереди учителей, согласных меня учить.
— А ты понимаешь, дурачина, что он на самом деле сможет тебя убить, если возьмется за ум⁈ — повысил голос заботливый родственник, уже направивший пару моих предков по дороге смерти.
— У него нет шансов, — уверенно возразил я, — Если в голове осталась хотя бы кроха мозгов — шансов нет.
— С чего ты взял⁈ А?!!
— Потому что я, хоть и своеобразно, пообещал позаботиться о его дочери. Дойдет до него не сразу, но дойдет обязательно. Поставь себя на его место, дед. На место бессильного побирающегося сумасшедшего, думающего только о дочери и о том, как бы поиграть в пачинко. Вы с помощью Конго вышибли из него второе, так что у него осталось только первое.
— …
— …
— Уйди с глаз моих, умник. Сам разбирайся с этим придурком. И ты мне должен за телевизор.
— Скоро рассчитаемся.
— Загляни к Хиракаве, как будешь уходить! Она хотела с тобой поговорить! Просила! Она просила о разговоре с тобой!
Ну, вот это, конечно, лишнее, но много времени не займет.
В небольшой жилой части додзё была пара небольших комнаток, одной из которых являлась спальня деда, а вторую он держал гостевой для своих старых приятелей, периодически к нему набегавших. Когда-то, когда они еще были живы. Мне рассказывали, что пару разу в этой гостевой комнате оставался сам оябун Конго, когда эти два старика чересчур плотно сцеплялись языками, но в основном она пустовала. Теперь там, на двенадцати татами почти свободного места, жила Хиракава.
И она меня ждала.
— Проходи, пожалуйста, — чрезвычайно сдержанная Асуми, демонстрируя новую прическу-каре, смело открывающую её лицо, поклонилась мне на входе.
— Прошу прощения за беспокойство, — сыграл в традицию я, заходя в комнату. Она, как я и предполагал, была почти полностью пустой. Выделялся лишь низкий стол, на котором лежало несколько раскрытых тетрадей и учебников. По сути, в комнате внимание привлекала лишь сама девушка — со своей неожиданной сменой имиджа, одетая в сценический наряд, в котором она выступала в уличных драках, Асуми выглядела… обычно. Если не считать пронзительно голубые глаза, которые привлекали даже мое внимание своей необычностью.
Девушка согнулась в низком поклоне.
— Я прошу прощения, Кирью-сан, — проговорила она, смотря в пол, — Мне искренне жаль, что я доставила вам хлопоты.
Ну вот, сейчас будет что-то просить. Вернуть наши занятия? Ну, в принципе, я не против, это все равно не ради неё.
— Выпрямись.
