доводы «за» и не находил ни одного «против». Потом спросил:
— Скажи, ты хочешь? Зоська!
Она лукаво ответила:
— Конечно, хочу! — И грустно добавила: — Если бы ты знал, как тяжко быть любовницей. Я так исстрадалась, измучилась.
Он благодарно поцеловал её.
— Теперь конец твоим мукам. Но родители?
— Я их и спрашивать не стану. Выйду замуж и всё.
Теперь она села возле него на коврике, и началась увлекательная беседа о будущей жизни. В Загс они дойдут, когда будет комната. Но, может быть, надо сразу две. Подумав, согласились, что две найти труднее и труднее меблировать. Степан развивал широкие планы работы и развлечений. В Зоське сразу проснулся женский дух порядка. Она сразу представила себя хозяйкой с неограниченной властью в доме. Два ковра - или она замуж не выходит! На завтрак, конечно, яйца.
- Это очень полезно и вкусно, — сказала она.
Он обнял её и шепнул ей на ухо:
— Кроме того заведём себе пацанка.
А что такое пацанок?
— Это — маленький мальчик.
— Ах, мальчик, это очень, хорошо!
В конце Степан догадался посмотреть на часы. Пять минут четвёртого. Какой обманщик это время!
Одеваясь, Зоська вдруг встрепенулась:
— Завтра вечеринка. Ты, конечно, будешь?
Он вежливо поцеловал её руку.
— Ну, разумеется. Если хочешь, расскажем там о нашей женитьбе.
— О, это будет фурор!
Зоська взяла у него шесть рублей — пай за себя и за него, дала ему адрес и велела притти в десять часов вечера, сама она собиралась отправиться туда раньше, чтобы помочь хозяйке.
Но он не хотел расставаться с нею до завтра.
— Сегодня мы в театре? — спросил он.
Только, чтобы обратно извозчиком!
XII.
Степан проснулся во-время, но, не вставая с кровати, почувствовал грызущую тоску. Он лежал, открыв глаза, в том полубольном состоянии, когда не хочется ни двигаться, ни думать, когда кровь в жилах движется медленно, будто тело ещё спит, несмотря на то, что сознание проснулось. Потом вскочил, вспомнив глупость, сделанную накануне.
Он силился воспроизвести события вчерашнего дня, понять ту путаницу, которая привела его в западню, ибо одна мысль вклинилась колючим остриём в сознание: «Должен жениться!» Да где там должен! Должен, потому что сам напросился, как идиот, с этим глупым планом, который, осуществившись, приневолит и скуёт его. И весь ужас брачной жизни сразу встал перед ним, рождая в душе ужас и отвращение, как призрак тюрьмы, как гроб, куда он решил лечь с завязанными руками.
Чувствовать неотвязное присутствие так называемого близкого человека, с которым надо делиться мыслями, радостями и горем, который возьмёт под нежный, незаметный контроль его действия и намерения, станет постоянным участником его планов и надежд. Обзавестись постоянным приложением, выбранным и припаянным на долгие годы, которое будет жить с ним в одной комнате, есть за одним столом, дышать тем самым воздухом. И всюду и всегда будет он чувствовать его присутствие: ночью будет слышать его дыхание, утром видеть его лицо, днём будет знать, что он ждёт его, и вечером, встретится с ним в дверях, которые он откроет. Представил себе ленивое спаньё вдвоём на кровати, однообразные вспышки страсти, опротивевшие, как чай и ужин, знакомство с чужой душой, где не будет уж тайн, неминуемые ссоры и столкновения, когда различие двух характеров становится всё глубже, а затем — тоска примирения — проявление бессильной покорности пред судьбой.
Так поднялась перед ним завеса супружеских будней, бесконечной норы, куда входят ослеплённые любовью, которая гаснет, сделав своё дело, и человек бессильно бьётся, как муха в тенётах паука, трепеща прозрачными крылышками души, силясь разорвать ненавистное плетенье. Смешно — стремиться в западню, искать собственного несчастья! Глубокое сочувствие, неисчерпаемое сожаление к себе обняло его, дохнув теплом в глаза; ему захотелось приголубить и успокоить себя ласковыми словами, как доверчивую жертву человеческих отношений.
За стеной просыпались соседи: застучали дверями, в кухне зашумели примусы, зазвучали звонкие женские голоса и детский плач. Он слушал, ощущая караулившую его опасность. Она казалась близкой, точно стояла у порога комнаты, положив на дверную щеколду ужасную руку. Так будет кричать мой ребёнок, так будет ссориться моя жена, а мой басок будет недовольно, ворчать, как этот мужской голос. Да разве можно писать в такой обстановке? И голос души его уверенно ответил: «Разумеется нет! Ни черта ты, парень, не напишешь. Амба! Каюк твоим надеждам! А жаль! Ты способный, что ни говори!» И вот он должен попрощаться со своим дорогим внутренним светом, как чернец с миром на пороге монастырской тьмы.
Да одно ли творчество сгорит жертвой на чудовищном, мрачном алтаре? Разве не выдаёт он вексель на все свои поцелуи, бессрочный вексель на любовь, обязываясь платить ростовщические проценты супружеской верности? Есть масса женщин неузнанных, масса прелестных лиц и выхоленных тел, пройти мимо которых — значит утерять! И в памяти внезапно выросли гибкие фигуры, виденные мельком на улице. Печаль угнетала его. До сих пор любил он женщин, встреченных случайно на городском пути. Ему вдруг показалось, что его ждёт воплощённая лучезарная грёза, стройная, прекрасная, которая будет целовать его весенней ночью в тёмном парке, которая будет бродить с ним по спящим улицам, поднимая на него сияющие радостью глаза.
Степан поднялся и сел на кровати, непричёсанный, в растёгнутой рубахе. Со стула, стоявшего рядом, взял папиросу и закурил, глубоко и жадно затягиваясь.
Как же это случилось? Все его вчерашние красноречивые доводы куда-то исчезли, испарились. Суть была в том, что он почувствовал сожаление к Зоське, прощальное сожаление, и неосторожно был захвачен этим чувством. И вот приходится расплачиваться не за грех, а за собственную доброту! Степана охватило злое желание жениться во что бы то ни стало и тем проучить себя. Пусть в другой раз не жалеет других — не наказывает себя!
Но как она могла так предательски воспользоваться его благородным порывом? Неужели у неё не хватило такта отказаться, понять, что такое предложение делается только с отчаяния! Теперь об уважении к ней не может быть и речи. Недостаток примитовной деликатности — это в наилучшем случае, в худшем — это тонкая, хорошо обдуманная игра, девичья охота на жениха. Между прочим, она безработная, да и делать-то ничего не умеет, а деньги на наряды нужны — почему же ей не выйти? В особенности, если встретился хороший, добрый человек, плохо разбирающийся в жизни и женских хитростях! Степан взволнованно поднялся, и, ступая босыми ногами, пошёл
