Николай Гаврилов
Господь, мы поднимаемся
Хроника детского крестового похода
Допущено к распространению Издательским советом Белорусской Православной Церкви
© Гаврилов Н. П., 2016
© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2016
Близ Сардинии, в Средиземном море, затерялся островок Сан Пьетро. В пустынной скалистой бухте этого островка стоит одинокая часовня.
Часовня очень древняя. В щелях между потрескавшимися камнями виден сухой плющ. Стены поросли зелёным мхом. Люди уже не помнят, кто построил её здесь, среди камней, на самой границе моря, вдали от селений и дорог. Пусто и тихо вокруг, лишь тоскливо кричат чайки, кружась над водой.
Если подойти к часовне и заглянуть вовнутрь, то в полумраке каменного свода можно разглядеть присыпанную песком белую мраморную плиту, а на плите – чуть заметный, полустёртый рисунок корабля со сломанной мачтой и странные слова на латыни: «Господь, мы поднимаемся». Точь-в-точь такой же рисунок с такими же непонятными словами, как на наскальной надписи в пещере Гроба Господня в Иерусалиме, оставленный первыми христианскими паломниками.
Больше в часовне ничего нет.
Говорят, что когда-то там ещё лежали детские игрушки: незатейливые, вырезанные вручную деревянные фигурки зверей и птиц и сшитые тряпичные куклы. Их сюда приносили местные рыбаки и моряки, изредка высаживающиеся на пустынный скалистый берег.
А ещё говорят, что вблизи часовни по ночам можно услышать призрачные детские голоса: то ли детский смех, то ли плач. Голоса тихие, почти неуловимые за шумом моря, похожие на шёпот ветра.
Время стёрло из воспоминаний последующих поколений события, в память о которых здесь когда-то построили эту часовню. Ещё одним напоминанием о тех событиях служит Бесшумная улица в городке Гамельн, что в Германии. На этой улице до скончания времён запрещено шуметь и играть на музыкальных инструментах. Несколько раз в день городские часы на старинной булыжной площади начинают звенеть колокольчиками, створки часов открываются, и там появляются деревянные фигурки детей.
Заброшенная часовня на островке Сан Пьетро с таинственными словами: «Господь, мы поднимаемся», несколько древних летописей да часы Гамельна с уходящими детскими фигурками – вот и всё, что сохранилось на земле от трагических последствий одной идеи, чище, светлее и безумнее которой, по признанию летописцев, на свете ещё не было.
Память человеческая помнит только то, что ей хочется помнить. О крестовом походе детей есть подробный отчёт более чем в пятидесяти средневековых рукописях, но затем летописцы умолкают, как молчат и современные историки, словно людям до сих пор стыдно.
Предисловие
Эти необыкновенные события начались в 1212 году, ничем не примечательном с точки зрения переломных моментов истории.
Зима того года была особенно обильна снегом, все городки и селения северной Франции завалило сугробами. На крышах домов лежали тяжёлые белые шапки, блестя на зимнем солнце ледяной коркой. Дороги между городками как будто вымерли. Пусто было на дорогах. Лишь изредка покажется какая-нибудь согнутая старуха с вязанкой хвороста на спине или медленно пройдет, опираясь на посох, одинокий понурый пилигрим, возвращаясь из паломничества в Святую землю, облепленный хлопьями снега, как саваном.
Ещё тот год был богат слухами о разных чудесных явлениях. В готических соборах, визуально устремлённых в небо за счёт стрельчатой дуги, священники с амвона рассказывали прихожанам о кровоточащих иерусалимских иконах, о гипсовых статуэтках святых, которые сами по себе каждую ночь поворачивались лицом на восток, и о странном, покрытом шерстью существе с телом человека и козлиными ногами, пробежавшем в рождественскую полночь по залам замка в Руане.
Много о чём говорили. Люди передавали друг другу слухи о мёртвых птицах, лежащих стаями на заснеженных дорогах; о муке, которая, ссыпаясь с жернова на мельнице одного из крестьян, таинственным образом собралась на полу в каббалистический знак бесконечности, и о дожде из замёрзших жаб.
В те времена границ между земным и потусторонним миром почти не существовало. Люди во всем видели знаки вмешательства в их жизнь тёмных или светлых сил, и любые непонятные явления тут же трактовались как знамения о скором конце света. Ранней весной, когда глубокие снега в лесах обсели и почернели, а в оврагах зазвенели ручьи, в деревне под Амьеном какая-то незамужняя девица родила на свет младенца с седыми бровями. Тогда даже самые скептически настроенные крестьяне поверили, что именно в этом году произойдет что-то совершенно необыкновенное.
Ещё в тот год видели призраков. В селении Клуа одна из крестьянок разглядела в утреннем тумане одинокую фигуру всадника. Он беззвучно проехал по покрытой дымкой лощине, и конь под ним ступал, не касаясь земли. В руке призрак держал поднятое длинное копьё, голова была низко опущена, а на рваном плаще, заляпанном грязью далёких земель, виднелся вышитый красными нитками крест. Перепуганная крестьянка крестилась и клялась, что узнала в том призраке сына старого барона Випонта, ушедшего в крестовый поход много лет назад. Он ехал домой, но никак не мог вернуться, обречённый вечно блуждать в туманах за какие-то грехи.
Произошло в том году и вполне земное, неприметное на первый взгляд событие. В богословских кругах широкое распространение получил трактат монаха Алана Лильского о причинах неудач предыдущих крестовых походов. Соглашаясь с общим мнением, что основной задачей европейцев является завоевание Земли обетованной и возвращение христианскому миру его главной святыни, – гробницы Господней в Иерусалиме, – монах в своём труде красной нитью проводил мысль, которою можно выразить в четырех словах: «Святое доступно только святым».
Алан Лильский писал, что рыцари и простой народ закостенели в своей алчности, что крестоносцы залили Святую землю кровью, и поэтому она их отвергла. Он утверждал, что путь крестоносцев изначально искажён, изгажен человеческими пороками, что войскам тщетно штурмовать стены Иерусалима, ибо к святыне могут приблизиться только чистые, безгрешные люди.
Здесь в труде Алана Лильского таился нонсенс. Католическая церковь со времён апостола Петра считала небо своим наследием, ключи от рая находились у Папы. Именно он решал, кто грешен, а кто нет. Каждый из крестоносцев получал у него пожизненное прощение всех грехов и, следовательно, по определению уже был безгрешен, вот только небо так почему-то не считало.
– Пусто всё. И там, и тут… – приложив руку к сердцу и показав на небеса, мрачно признался один из рыцарей своему духовнику, вернувшись со священной войны. Что-то действительно было не так в самом учении церкви, что-то неправильное, искажённое, какая-то ловушка, словно человек всю жизнь шёл к Богу, а упирался в конце в зеркало со
