Шорох осыпающихся камней, донесшийся со стороны тропинки, опроверг слова Эмерсона. Я узнала шаги.
Полная луна заливала серебристым сиянием безмолвную пустыню и скалы, но ее света было все же недостаточно, чтобы различить выражение лица Лукаса. И я очень пожалела об этом в дальнейшем.
– Лукас! – воскликнула я с сердечностью, которой доселе не проявляла к кузену Эвелины. – Рада, что вы вернулись! Я тревожилась за вас.
– Очень любезно с вашей стороны. – Лукас украдкой посмотрел в густую тень, где сидели Эвелина с Уолтером. Не получив отклика с той стороны, он вновь перевел взгляд на меня. – Мне нужно было пройтись, привести мысли в порядок. Надеюсь, вы не подумали, будто я вас бросил?
– Я была уверена, что вы так не поступите!
Посрамленный Эмерсон благоразумно хранил молчание.
– Конечно, нет. Завтра я попытаюсь забыть в тяжких трудах некоторые... личные неприятности и с удовольствием примусь исследовать скалы в поисках спрятанных сокровищ. Кстати, я вспомнил о предложении мистера Эмерсона и принес бутылку вина, чтобы выпить за свою кузину.
Я бросила на Эмерсона торжествующий взгляд. Он продолжал угрюмо молчать. Лицо его находилось в тени, и лишь рука, вцепившаяся в подлокотник, белела во тьме. Не знаю почему, но мне было приятно, что Лукас на этот раз ведет себя как джентльмен. В сущности, ведь кузен Эвелины мне никогда не нравился. Впрочем, причина нынешней симпатии лежала на поверхности: я бросилась бы на защиту самого сатаны, не угоди он вдруг Эмерсону.
Казалось, Лукас всерьез решил смириться с судьбой. Он самолично принес поднос с бокалами и бутылкой, широким жестом, который показался мне чрезвычайно трогательным, водрузил его на стол и принялся вытаскивать пробку.
– Вы не уговорите Эвелину присоединиться к нам? – тихо спросил он. – Сам я, откровенно говоря, не осмеливаюсь. Мне стыдно за сегодняшнее поведение. Я человек темпераментный; полагаю, наш покойный дед сказал бы, что все дело в моей итальянской крови.
Я кивнула и громко позвала Эвелину. Она вышла из тени, держа за руку Уолтера, и застенчиво улыбнулась кузену. На мой взгляд, извинения Лукаса были недостаточными. Ничто не могло оправдать его неумения хранить чужие секреты, он не имел никакого права разглашать ту глупую историю с участием Эвелины, да еще в присутствии Уолтера... Хотя, с другой стороны, именно болтливость Лукаса и привела к счастливой развязке.
Словно подслушав мои мысли, Лукас шагнул к Уолтеру и с достоинством, подобающим британцу, принес свои извинения. Уолтер с не меньшим достоинством принял их. Пока молодые люди пожимали друг другу руки, я любовалась Эвелиной: счастье сделало ее еще прекраснее.
Лукас передал каждому из нас по бокалу и поднял свой.
– За будущее Эвелины! – воскликнул он. – Пусть грядущее принесет моей кузине все, что только может пожелать ей ближайший родственник!
Мы выпили. Даже Эмерсон сделал глоток. Правда, лицо его при этом скривилось так, словно в бокале было не доброе вино, а уксус, приправленный хинином. Он придвинулся ближе к столу, и я наконец смогла разглядеть его лицо. Видя, что никто не собирается ответить вежливостью на вежливость, я предложила следующий тост:
– За Уолтера! Пусть он сделает Эвелину счастливой, как она того заслуживает... или ему придется иметь дело со мной!
– Редкая деликатность, Пибоди! – пробормотал Эмерсон себе под нос.
Уолтер наклонился вперед и коснулся моей руки.
– От вас я стерплю все, милая мисс Амелия, – тепло сказал он. – Никогда не забуду, что именно вам я обязан своим счастьем. Надеюсь, вы будете часто бывать у нас. Можете присматривать за мной, чтобы убедиться, что я оправдываю ваши ожидания.
Эмерсон закатил глаза.
– Непременно воспользуюсь вашим приглашением! – весело воскликнула я. – У меня развился вкус к археологии.
Полагаю, это от вина у меня закружилась голова. Под его благотворным влиянием мы все развеселились. Все, за исключением Эмерсона, который сидел словно каменная и на редкость мрачная статуя. Когда бутылка опустела, Лукас завершил наше празднество:
– Думаю, завтра будет напряженный день. Нам всем нужно хорошо отдохнуть. Предлагаю мужчинам ночью посменно дежурить. Возможно, завтрашний день положит конец всем тайнам. Давайте позаботимся о том, чтобы нынче ночью не случилось никаких неприятностей.
– Именно это я собирался предложить, – пробормотал Эмерсон, наградив Лукаса сумрачным взглядом. – Какую смену вы предпочитаете, милорд?
Лукас пожал плечами. Договорились, что он подежурит три первых ночных часа, Эмерсон займет пост во вторую смену, а Уолтер – под утро.
Подхватив Эвелину под локоть, я увела ее в гробницу и уложила в постель. Моя подруга пребывала словно в лихорадке, то и дело выкрикивая что-то невнятное, но крайне восторженное. Заснула Эвелина мгновенно.
Я и сама испытывала сонливость, что было весьма необычно для столь раннего часа, и все же мои отяжелевшие веки упрямо отказывались опускаться. Будто какой-то неприятный зуд заставлял их открываться вновь и вновь. Этот зуд находился исключительно у меня в голове, поскольку к тому времени я успела привыкнуть к жесткому матрасу и прочим неудобствам походной жизни. Нет ничего более отвратительного, чем бессонница, помноженная на физическое утомление. Я чувствовала себя слишком сонной, чтобы встать и попробовать чем-то заняться, и при этом испытывала слишком сильное беспокойство, чтобы заснуть. Но, сколько ни размышляла, установить причину тревоги не удавалось.
Разумеется, ночью нас опять могло посетить исключительно неприятное и назойливое создание, однако меня тревожил вовсе не визит мумии. Я уже начала привыкать к ночным приключениям, как привыкают к зубной боли. Нет, меня мучило что-то другое, и я никак не могла определить, что именно. Казалось бы, я должна была пребывать в состоянии умиротворенного торжества, поскольку, во-первых, одержала верх над Эмерсоном, а во-вторых, добилась почти невозможного – Эвелина и Уолтер будут вместе...
Вот только... действительно ли я одержала верх над Эмерсоном?
Чем больше я вспоминала его сегодняшние поведение и слова, тем сильнее в этом сомневалась. Создавалось впечатление, что этот невозможный человек стремился к той же цели, что и я. Все, что он говорил, подстрекало, провоцировало, побуждало Уолтера открыто заявить о своих чувствах.
Я стиснула зубы. Если Эмерсон хотел, чтобы Эвелина вышла замуж за его брата, значит, у него имелся какой-то высший мотив, который ускользнул от меня.
И тут у входа в гробницу раздался шорох. Полог приподнялся.
Я быстро перевернулась на кровати. Жесткое лежбище издало протяжный скрип.
– Кто это? – выдохнула я. – Лукас, это вы?
– Да. Что случилось, Амелия? Вы не можете заснуть?
Титаническим усилием я приподняла себя с кровати и влезла в халат. Эвелина по-прежнему сладко спала. Я на цыпочках прошла к выходу.
