Обращаюсь к тем читателям, которые так беспокоятся о состоянии здоровья мисс Сильвер. Ее периодическое покашливание является просто средством самовыражения. Оно не указывает ни на какую болезнь бронхов. Она совершенно здорова.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Джейн Херон сделала несколько грациозных скользящих шагов и медленно обошла круг наблюдавших за ней женщин. Показ моделей одежды Клариссы Харлоу был в полном разгаре, и она демонстрировала платье под названием «Больше не вздыхай». Выше талии не было практически ничего, кроме нескольких складок переливчатой ткани, но юбка смотрелась необычно и совершенно потрясающе. В ней было намного больше ткани, чем казалось. Ткань плотно прилегала к фигуре, но при танце начинала развеваться, подобно водяным брызгам на ветру. Джейн подняла руки движением, которому постаралась придать как можно больше естественности, и сделала несколько летящих шагов, словно вальсируя. Юбка пришла в движение. Какая-то женщина вблизи Джейн восторженно вздохнула. Другая сказала:
– Божественно! Но я не должна… я действительно не должна…
Миссис Левингтон громко крикнула своим довольно резким голосом, обращаясь к миссис Харлоу, находившейся в другом конце комнаты:
– Я возьму его, но вы не должны продавать эту модель еще кому-то в течение трех месяцев.
Сказав это, она поманила к себе Джейн.
– Подойдите сюда! Я хочу посмотреть, как оно застегивается.
Джейн подошла к ней со смиренным видом, составлявшим часть ее работы. Про себя же она подумала, что это платье будет узко этой покупательнице в лучшем случае на десять сантиметров. Миссис Левингтон была не толстой, но плотной – слишком широкой в плечах и бедрах. Несомненно, красивой, если кому-то нравятся дамы такого типа. Джейн такие дамы не нравились.
Ей было все равно, кто купит платья Клариссы Харлоу, – для нее самой они были слишком недоступны и останутся такими навсегда. Джейн присутствовала здесь только потому, что благодаря ее действительно красивой фигуре стоимость платьев увеличивалась по крайней мере на двадцать пять процентов.
Миссис Харлоу, великолепно одетая, быстро подошла к ним с чрезвычайно деловым видом:
– Хорошо, все будет в порядке, миссис Левингтон. Вы можете прийти на первую примерку завтра в десять тридцать. Нет, боюсь, что не могу назначить вам другое время – мы очень заняты.
Безразличие, граничащее с грубостью, – это ее линия поведения: «Соглашайтесь или уходите, а мы обойдемся и без вас». Просто удивительно, как это действовало на всех. Вот и миссис Левингтон смиренно согласилась с назначенным временем. Джейн разрешили уйти.
Раздевалка была заполнена девушками и одеждой. Когда Джейн входила в комнату, одна из девушек как раз выходила – симпатичная блондинка в тонком черном платье, необычность которому придавал покрой и оригинальная драпировка юбки. Джейн сняла платье под названием «Больше не вздыхай» и аккуратно повесила его. У нее возникло ощущение, что она никогда не будет так хорошо выглядеть, как в этом платье. Ведь красивой у нее была только фигура. Ее лицо казалось слишком маленьким и слишком бесцветным. Когда она смотрелась в зеркало, то видела в нем пару красивых серых глаз и довольно большую копну черных волос. Больше о внешности Джейн Херон сказать было бы нечего, если бы не ее безупречная фигура. Она была худенькой, но не тощей. Все находилось на своем месте и имело хорошую форму. Джейн уделяла фигуре очень много времени – ведь она обеспечивала Джейн крышу над головой и кусок хлеба. Это также была весьма послушная фигура – ей не нужно было угождать и потворствовать. Джейн знала девушек, которые жили в ежедневном страхе пополнеть и боялись даже взглянуть на картошку или кусочек сливочного масла. У Джейн таких проблем с фигурой не возникало. Даже если бы она ела шоколадный пудинг на сале каждый день в течение года, она бы все равно не поправилась.
Показ моделей подходил к концу, и Джейн не нужно было больше выходить. Повесив платье, она надела темную юбку, натянула через голову джемпер и накинула жакет. В комнате стоял невообразимый шум: девушки одевались и одновременно трещали без умолку. Джейн пришлось стоя сменить туфли, которые были на ней, на свои темные туфли. Ей удалось на мгновение протиснуться к зеркалу, чтобы надеть небольшую черную шляпку в виде тюрбана, которая очень подходила к ее костюму. И вот она Золушка после двенадцатого удара часов: ни красоты, ни сияния, ни цвета, за исключением помады на губах. Помада была слишком яркой, но для показа одежды приходится краситься сильнее. Джереми будет смотреть косо и бормотать что-то о почтовых ящиках. Ну и пусть, ей все равно.
Джейн вышла на улицу. Там было довольно холодно. Похоже, будет сильный мороз. Она попрощалась с Глорией и Дафной и направилась к концу улицы. Иногда Джереми встречал ее там, но сегодня его не будет из-за показа: никогда нельзя предугадать, как долго он продлится.
Она повернула за угол, а он выскочил из-за какой-то двери. Джейн обрадовалась, особенно в тот момент, когда она почувствовала себя Золушкой. Он взял ее под руку, а она прошептала:
– Ой, не надо было приходить! Джереми Тавернер сказал:
– Не глупи! Как прошел показ?
– Две из показанных мной вещей проданы. Это повышает мои акции.
– Все те же ужасные женщины?
– Они не все такие уж ужасные.
– Просто не понимаю, как ты это выдерживаешь.
– А я не представляю, что еще могла бы делать, что не стала бы ненавидеть еще больше.
– Например?
– Служба в магазине… нянька… компаньонка…
– Есть множество работ для женщин.
– Дорогой, меня не готовили ни к одной из них.
Он сказал сердитым голосом:
– Не называй меня «дорогой»!
– Я назвала тебя так?
– Да, и мне это не нравится.
Она весело рассмеялась.
– Это ничего не значит – так часто говорят. У меня это вырвалось случайно.
Он сказал еще более сердито:
– Вот поэтому-то мне и не нравится!
Он сжал ее руку довольно больно.
Она поморщилась:
– Дорогой, ты делаешь мне больно! – Затем, неожиданно сменив голос и манеру, она добавила: – Не будь занудой, потому что мне нужно с тобой поговорить, правда, нужно.
Несмотря на то что его назвали занудой таким голосом, который придавал разговору интимный и приятный для него характер, Джереми продолжал сердиться:
– Не понимаю, почему ты не была ничему обучена. Всех девушек должны чему-то обучать.
Да, дорогой, но меня не обучили. Моя мама вышла замуж за практически нищего священника, витавшего в облаках. У них никогда не находилось времени подумать об этом, так как приход был большой и бедный. И они умерли, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Меня взял к себе дедушка, а затем отправил в школу, в которой больше внимания уделяли манерам и совсем не думали о таких отвратительных вещах, как зарабатывание денег на жизнь.
