Он бросил ей вызов, и она была исполнена решимости не играть роль девственницы сегодня. Она сделала шаг от двери.
– Ты хочешь увидеть меня? Это будет более справедливо?
–Да.
Она подошла к нему и оказалась совсем близко от его груди и плеч, его тела и мускулов, от…
Он не дотронулся до нее. Он смотрел вниз, словно чего-то ожидая.
– Ты не собираешься помочь мне, Данте? Я полагала, что это одно из твоих прав.
– Ты сказала, что можешь дальше справиться сама, и, судя по всему, так оно и есть.
– Ты предпочел бы, чтобы я делала это сама?
– Иногда. Именно сейчас.
Снять ночную рубашку оказалось делом более трудным, чем она ожидала, вероятно, из-за того, что он наблюдал за ней. Интересно, ее взгляд так же приводил его в замешательство несколько минут назад? Она испытывала дрожь греховного возбуждения, когда рубашка выскользнула из ее рук, легла на пол и она предстала перед Данте совершенно нагой. И почувствовала радостное удовлетворение, увидев, насколько он был потрясен.
Ее первоначальная неловкость быстро прошла, сменившись ощущением силы и гордости. Его восхищенный взгляд сделал ее величественной, благородной и сильной. Стоя обнаженной при свете дня перед Данте, она превратилась в богиню.
Он взял ее за руку, привлек к себе и заключил в объятия. И это поразило ее новыми ощущениями: она почувствовала тепло его тела, ее груди оказались прижатыми к его груди; это грозило захлестнуть ее, заставить забыть о своем настрое. Каким-то образом ей удалось совладать с новыми эмоциями. Она вошла через эту дверь с определен? ной целью, и он должен знать об этом.
– Мне нужно сказать тебе что-то, Данте.
Он поцеловал ее в шею.
– Скажешь позже.
– Я должна сказать тебе сейчас. Видишь ли, я изменила свое решение по этому вопросу.
Он ослабил объятия, продолжая держать ее лишь за талию.
– Ты не похожа на женщину, которая изменила решение.
– Ты не понял меня. Я не собираюсь говорить, что ты должен остановиться. Более того, я не хочу, чтобы ты вообще останавливался.
– Ты права. Я не понимаю тебя.
– Я уверена, что если ты не сделаешь что-то такое, от чего я забеременею, то мой страх пройдет. Видишь, на сколько я тебе доверяю. Нет необходимости подвергать это испытанию. Думаю, что, даже если ты не будешь ограничивать себя, страха у меня больше не появится.
Выражение лица у Данте сделалось серьезным, даже озадаченным. Он посмотрел ей в глаза, как бы пытаясь определить, насколько ее слова соответствуют тому, что она чувствует.
– Я больше не хочу, чтобы этот ужас преследовал меня. Назвав его по имени, возможно, я одолела его. – Она прижалась щекой к его теплой груди. – Я хочу, чтобы мы были женаты по-настоящему, Данте. Я хочу иметь семью. Хочу этого так сильно, что верю: это победит мой страх. – Она заглянула ему в лицо. – И еще хочу тебя. Всего и полностью. Только этого уже достаточно для того, чтобы принять такое решение.
Он обхватил ладонями ее лицо.
– Если ты ошибаешься…
– Если я ошибаюсь, мы очень скоро это узнаем.
– Я не хотел бы напугать тебя или причинить боль.
–Я не позволю тебе этого. Постараюсь не вести себя вызывающе. Ты должен лишь пообещать, что не будешь решать за меня. Я должна знать, что я свободна, если сочту, что твои намерения изменились.
На его губах заиграла легкая очаровательная улыбка.
– Обещаю тебе это, если ты требуешь.
– Да, требую.
– Так знай же, что я возьму тебя сейчас, если смогу, Флер.
Его поцелуй подтвердил эту решимость, продемонстрировав страсть мужчины, который слишком долго слушал разговоры, пусть даже он одобрял услышанное.
Поцелуй разбудил дремавшее в ее теле в течение долгих недель желание, когда Данте стал ласкать те части тела, которых не касался раньше. Ее спина, бедра и ноги с готовностью отреагировали на прикосновение его теплых ладоней и пальцев. Ее поистине ошеломили новые, неведомые ранее ощущения.
Он целовал ее с такой страстью, с какой никогда не целовал раньше. Она не могла этого не заметить. Мужчина, который так ее целовал, так по-хозяйски обнимал и ласкал, определенно был намерен овладеть ею.
Она осознала это без размышлений. И принимала душой и сердцем.
Понимал это и постоянно гнездившийся в ней страх.
Он выпустил одно из своих удушающих щупалец. В ее голове возникли образы плачущих лиц. Ее тело захотело освободиться от объятий, остановить жаркие ласки.
Но она не позволила.
Она горячо обняла Данте и сосредоточила внимание на приятных ощущениях, которые испытывала при поглаживании его кожи и мышц. Она призвала на помощь свою любовь к этому человеку, и страх внезапно сник и куда-то испарился.
Эта победа над страхом породила в ней состояние эйфории. Раньше она думала, что не в силах одолеть этот ужас, но оказалось, что она может! С Данте она сумеет это! Признание любви подарило ей такое оружие, которое не по зубам страху.
Флер стало ясно: Данте понял, что произошло. Он перестал целовать ее, однако продолжил ласки, глядя на нее проницательными глазами. Его ладони скользили по ее обнаженному телу, рождая мучительно-сладостные ощущения.
В глубине его глаз она уловила решительный вызов. Его ласки сосредоточились внизу. Ладонями он обхватил ее ягодицы, затем его пальцы скользнули в расщелину и двинулись туда, где встретились влажность, мягкость и сводящая с ума пульсация.
Прикосновение к этому месту ошеломило ее. Это было изумительно. Бесподобно. На это отреагировало все ее тело. И вовсе не страх. Она выпрямилась, жадно ища его поцелуя, чтобы как-то погасить потрясшую ее чувственную волну.
Битва была выиграна, и они оба это понимали. Она отметила свою победу столь же страстным поцелуем, как это раньше делал он. С помощью языка она выразила свое торжество и степень возбуждения.
Опьяненная сознанием освобождения от страха, гордая своей смелостью, она стала целовать его в шею и грудь, покусывая кожу и испытывая при этом непередаваемое наслаждение.
Получившая полный выход чувственная энергия, исходившая от Данте, взяла ее в свои объятия крепче, чем кольцо его рук. Флер была благодарна тому, что эта энергия направляет и учит ее.
Данте поднял Флер на руки, положил на кровать и разделся, не спуская с нее глаз.
– Ты очень красива, Флер.
Она не сомневалась в его искренности. Она лежала при мягком дневном свете, испытывая эйфорию от сознания победы в борьбе за свое право любить и чувствовать, и в самом деле была уверена, что она красивейшая женщина на свете.