холодному, твердому бетону.
— Дженна ничего не скажет. — говорю я со слезами на глазах. — Она должна знать. Я могу сказать ей, что это шутка. Реквизит для Хэллоуина.
— Это не имеет никакого отношения к Дженне. — говорит он.
— Она — причина, по которой я преследовала тебя! — кричу я. — Она — причина, по которой я трахаю тебя в первую очередь.
Но я знаю, что он прав. Эта боль не из-за того, что я не могу рассказать Дженне. Это причиняет боль, потому что я хочу знать, что мы с Кэшем можем доверять друг другу, но, отказывая мне в разрешении рассказать ей, он говорит, что у нас нет такого основания.
— Она защитит тебя, Ремеди. Не меня.
Мои глаза расширяются, но он остается сверху, удерживая меня неподвижно. В темноте я не вижу облаков и пепла в его глазах, и это похоже на то, что он скрывает от меня свою настоящую сущность. Но, опять же, он прав.
Дженне наплевать на Кэша, и если до этого дойдет, она без колебаний сдаст его. Но она защитит меня, как я защитила ее. И тот факт, что Кэш прав, меня так расстраивает. И больно осознавать, что ему все равно, доверяем ли мы друг другу.
Схватив меня за подбородок, Кэш заставляет меня посмотреть ему в глаза. Он стягивает свои штаны и боксеры, затем снимает с меня мои.
Он толкает свой член внутрь меня, и я стону, раздвигая ноги, чтобы впустить его. Но затем настроение меняется. Он расслабляется, двигаясь медленно, с ошеломляющей мягкостью в движениях. Его губы прижимаются к моей шее. И он целует мою кожу, как будто хочет, чтобы мне было хорошо. Как будто он хочет, чтобы я наслаждалась этим.
Тревога поднимается внутри меня, как бурлящий котел. Я бью его по лицу с такой силой, что у меня щиплет ладонь, но он продолжает свой ритм, кружа бедрами, его губы на моей коже, как будто ничего не произошло. Его тело прижимается к моему клитору, потирая меня взад-вперед, и воспоминания о моем отчиме всплывают на поверхность.
Я стряхиваю их. Я не хочу, чтобы они были здесь. Я кусаю Кэша за плечо, вонзая клыки так глубоко, как только могу, и хотя низкое рычание вибрирует в теле Кэша, он остается на той же легкой скорости. Как будто он знает, что я хрупкая. Как будто он знает, что эта мягкость для меня пытка.
— Ты меня наказываешь? — шепчу я.
Он не отвечает. Его глаза слегка прищуриваются, призывая меня остановить его, но затем он снова сдерживает свои действия, как будто хочет, чтобы я поняла, что он точно знает, что делает.
Он знает меня лучше, чем я сама себя знаю. Он прав. Это проверка Кэша, чтобы понять, доверяет он мне или нет. И ясно, что он мне не доверяет.
Он закрывает глаза, нежно прижимаясь губами к моему плечу. Я хватаю его за волосы, пытаясь выдернуть как можно больше из его головы, чтобы заставить его остановиться, но он прижимает меня к земле достаточно сильно, чтобы я не могла пошевелиться. Вытирая слезы с моих глаз, как будто он боится за меня, он прижимается губами к моей ключице, заставляя меня терпеть эту фальшивую доброту.
Его губы на моем подбородке. На моем ухе. На моей груди. Кончики его пальцев скользят по моей шее сзади, посылая мурашки по спине, и у меня внутри все сжимается.
Я беспомощна.
Я ничего не могу сделать. У меня нет власти. Мое тело отреагирует, и что бы я ни сказала или ни сделала, это ничего не изменит. Но это другое. У меня действительно есть власть, и именно поэтому Кэш издевается надо мной.
Бетон царапает мою спину, натирая кожу до крови, и его язык тянется к моим губам, ища мой открытый рот, но я закрываю его. Я не могу этого вынести. Я бью его кулаком по затылку, пока его нос не ударяется о мой.
Мое лицо отяжелело, и впервые с тех пор, как он начал это, его глаза распахиваются, но он остается неподвижным, прижимая меня к земле. Показывая мне, что, хотя я и восстановила некоторую власть, он все еще контролирует ситуацию.
Он тот, кто будет решать, заниматься ли нам любовью или трахаться. Знает Дженна или нет. Буду ли я жить или умру. Направит ли он на меня пистолет. Его бедра прижимаются ко мне, и мое тело смягчается, позволяя страсти овладеть мной. Обжигающий жар пронизывает меня, и я даю волю слезам, мое тело, наконец, расслабляется. И на этот раз я наслаждаюсь этим.
Это — наша любовь, наше гребаное чувство связи и контроля. Огонь, который я никогда не смогу потушить. Кэш убил Кассиуса Уинстона. Он похитил моего отчима, чтобы наблюдать, как я убиваю его. Затем он убил моего сводного брата за то, что тот угрожал мне. Ничто этого не отменит.
Мы сплелись воедино, как фундамент, защищающий дом, и что бы ни случилось, ничто не сможет разлучить нас. Но самое неприятное в этом то, что Кэш знает, как сильно эта нежность ранит меня, и тот факт, что он делает это целенаправленно, подпитывает меня.
Он щекочет языком мою шею и заставляет оживать каждое нервное окончание. И мне это нравится. Я ненавижу, что он может читать меня таким образом. Мое тело бьется в конвульсиях, приближаясь к грани, и хотя его глаза вспыхивают яростью, он продолжает двигать бедрами в устойчивом ритме.
Я обхватываю его руками и ногами, как кокон, не желая, чтобы он останавливался, пока, наконец, эти судороги не пробегают по мне, и я не кончаю. Удовольствие пронзает меня, но Кэш не останавливается. Он трахает меня в том же размеренном ритме, как будто ему тоже нужно кончить, но его глаза горят разочарованием.
Это слишком сложно, когда все так просто.
Наконец, он снова достает пистолет из кобуры, прижимает дуло к моему горлу, затрудняя дыхание, моя киска снова сжимается вокруг него. Я напрягаюсь, кашляю, мои глаза слезятся, и именно тогда он кончает в меня. Он отстраняется, затем смотрит на меня сверху вниз. На его лице нет никаких эмоций, даже намека на веселье. Он полностью отстранен, зная, что не может полностью присутствовать в этот момент, иначе это сломает и его тоже.
— Ты помнишь парковку? — спрашивает он.
Петля. Мои кровоточащие колени. Повязка на глаза и затычки в ушах. Конечно, я помню. Я киваю.
— Завтра вечером. — говорит он.
Затем поправляет свою одежду, а
