отверженных однорубцовых. Скугга словно кислотой этого товарища облила. Хотя про товарища это я погорячился.
Я различил все одиннадцать рубцов рубежника. Рубцов, принадлежащих другому миру. Я видел это так явственно, точно специализировался в подобном несколько лет. Но что самое забавное, мне даже в голову не пришло испугаться. Хотя мой общий хист не шел ни в какое сравнение с его.
Однако и тому, кто выслеживал меня, пришлось непросто. Скугга не просто не позволяла восполнять его промысел. Она еще накладывала штраф на каждое применения хиста, отбирая того намного больше, чем могла. И Скольжение входило в перечень санкционочки. Видимо, оттого рубежник передо мной был так зол. Казалось, ненависть создала вокруг него своеобразную ауру.
Я узнал его сразу. Мне не надо было видеть настоящее лицо знакомца, с которым мы встречались лишь единожды в Выборге. Хист говорил все сам за себя.
— Рад вас видеть, господин Шуйский. Не скажу, что в добром здравии. Прежде, чем умереть, я хотел бы задать вам один вопрос.
В случае любой происходящей херни важно вести себя так, словно ты абсолютно уверен во всех своих действиях. Это очень сбивает оппонента. Вот и Шуйский, который хотел сейчас броситься на меня без всяких лишних слов, неожиданно замер. Как заинтересовать идиота? Завтра расскажу.
— Значит, ты понял, кто я. Хорошо, задавай свой вопрос, только быстрее. Мне пришлось слишком долго ждать тебя.
Он даже нетерпеливо махнул своей костяной рукой, будто это было нечто нервное.
Однако от Шуйского ускользнуло самое важное. Как только я начал этот разговор, то снял со спины рюкзак и спокойно запустил в него руку. Отсутствие страха и уверенность действий привели к тому, что кощей даже не придал этому должного внимания. А зря. Потому что я вытащил фигурку, купленную всего за пятьдесят серебряных монет. И провел большим пальцем по чешуйкам, как учил Анфалар, впуская хист и освобождая заключенное в артефакт животное.
— Вы не в курсе, как зовут это зверушку?
Собственно, это и был вопрос. После которого я кинул фигурку по направлению к кощею. И произошло чудо. Само собой, для непосвященных чужан или тех, кто не привык к рубежному миру.
Для меня все вышло привычно, точно я только тем и занимался, что материализовывал целыми днями заключенных в артефакты опасных зверей. Нэцке стало резко увеличиваться в размерах, как то самое прессованное полотенце, которое бросают в воду. И вот уже кощей закрывается хистом, уворачиваясь от вытянутой морды увешанного защитными пластинами полумедведя. А тот напротив, ревет и рвет зубами пространство перед собой, пытаясь достать рубежника.
Я чувствовал чужой хист, стремительно утекающий сквозь пальцы. А еще ярость, перемешанную со страхом Шуйского. А затем грянул гром. Потому что кощей, даже истощенный и напуганный, все равно оставался кощеем.
Призванного зверя повалило набок, разворотив половину пластин. Он грозно рычал, пытаясь подняться на ноги, тщетно цеплял когтями воздух, но умирал. Слишком быстро истекал кровью.
Но его смерть не была напрасной. Потому что у меня в голове родилась гениальная по своей тупости и безумию идея. Шуйский всю дорогу, да и конкретно сейчас представлял собой эталон самого худшего, что может быть в человеке. Можно сказать, что он был эталоном мерзости. Его хоть сейчас в парижский музей мер и весов.
А у меня под рукой как раз обессиленная нечисть, которая любила всякие такие штуки, как страх, злобу, зависть. Конечно, могло не сработать, с другой стороны, что я теряю? Сейчас пластинчатый товарищ отдаст Скугге душу и меня можно будет упаковывать в коробок из-под спичек. Если, Шуйский, конечно, вообще озаботится моими похоронами.
Поэтому я торопливо достал Трубку, повернул нужной стороной от себя и мысленно открыл. Лихо выбралась наружу проворно. Совсем не как джинн из бутылки, а просто очутилась рядом, сразу же сладко потянувшись и внимательно поглядев на меня своим единственным глазом. И очень уж мне не понравилась ее некрасивая хмылочка. В смысле, Юния вообще не отличалась красотой, но вот ее искривленный рот сейчас наводил на неприятные мысли.
— Выпьешь меня, он убьет тебя, — торопливо сказал я. — Шуйский не оставит свидетелей. Вдвоем у нас есть шанс одолеть его.
— И что будет со мной, сс…?
Именно теперь я понял, что означало это ее «сс…». Лихо во время разговора неожиданно дергала головой и шумно втягивала воздух. Видимо, что-то нервное, как у Шуйского с рукой. И нельзя сказать, что на это было приятно глядеть. Блин, один я среди вас, неврастеников, нормальный.
— Я тебя отпущу.
Я смотрел на эту опасную нечисть. Теперь, учитывая мою наполненность промыслом и вовсе смертоносную. И думал, почему я такой импульсивный? Кто сказал, что она захочет мне помогать? Внутреннее чутье? Наитие? Да, они нередко оказывались правы. Но точно ли сейчас я поступил правильно?
Судьба, которая всегда весело вставляла мне палки в колеса, за плотной пеленой Скугги явно не видела меня. Иначе в очередной раз подкинула бы подлянку. Но теперь, на Изнанке, вдалеке от врожденной бедовости, как ее называла бабушка, мне… повезло.
Юния обернулась к Шуйскому, который сейчас добивал зверя и торопливо облизнула пересохшие губы. Жадно, предвкушая возможный пир. И я понял, что все сделал правильно. Потому что особого выбора ей попросту не оставил. Разве можно метаться перед черствой лепешкой и ломящимся от еды столом? Даже если от последнего тебя отделяет ров с крокодилами.
Лихо ярко мелькнула и тут же пропала, чтобы в следующее мгновение возникнуть возле Шуйского. Я видел ее иссушенную руку, которая взмыла вверх и почти коснулась рубежника. Почти.
Все-таки Шуйский был кощей. Пусть невероятно ослабленный Изнанкой, но опытный и матерый волчара, на которого огрызнулись обычные собаки. Я даже не понял, что именно произошло и что это было за заклинание. Просто скелет, местами лишенный кожи с висящими кусками плоти вместо щек, выплеснул преобразованный хист и раздался хлопок. А после Юния с неприятным хрустом рухнула на сухую и безжизненную землю.
Во мне родилось какое-то странное чувство злости. Словно Шуйский сделал огромную ошибку — напал на нечисть, которая была со мной. В голове прозвучало именно это словосочетание: «со мной». Скажи мне кто-нибудь, что я буду защищать Лихо, на которую совсем недавно охотился, в жизни бы не поверил. А теперь…
Теперь я создал новую форму только сегодня подаренного заклинания и втолкнул в нее хист Изнанки. Тонкие нити, которые исходили от формы, пронзили Шуйского насквозь, заставляя того скривиться. Рубежник сделал несколько шагов назад, отмахиваясь руками от невидимых
