Форсварар все понял о промысле своего гостя. По крайней мере, он деликатно не стал ничего расспрашивать. Вот люблю умных мужиков, с ними и помолчать приятно.
Вот тоже любопытно. Произойди подобное в родном Выборге, я бы невероятно напрягся. Сейчас же поднялся с пыльной земли и лишь беспокоился за степень опрятности одежды. Местная земля оказалась чересчур пачкающей.
Наверное, не так Форсварар думал закончить церемонию, но в жизни часто все идет не так, как мы рассчитывали. Правитель поднял руку и мне принесли внушительный сверток.
— Некогда у нас было много лунного серебра, но со временем мы потеряли доступ к руднику. Теперь единственное богатство — то, что удается получить с тварей. Здесь самое ценное, что нам удалось собрать за последние месяцы. Жвала, клыки, яд и слюна тварей. Будь у нас травник или алхимик, мы бы сами сделали из них дорогие зелья. Но ты можешь продать их в своем мире. За них дадут много денег.
— Спасибо, — сказал я, бережно принимая сверток.
А что делать, не отказываться же? К тому же, я действительно ощутимо просел по деньгам в последнее время. А глупо отворачиваться от того, что само идет к тебе в руки. К тому же, не скажу, что эти вещицы я получил как-то незаслуженно.
— И запомни, Матвей, ворота Фекоя всегда открыты для тебя, а каждый стражник почтет за честь пригласить тебя в свой дом.
— Я обязательно вернусь, Форсварар.
Вдобавок я даже поклонился, хоть знал, что тут не любят этих церемоний. Правитель неожиданно ответил тем же. Анфалар не собирался сдерживаться и обнял так, что все кости захрустели. Даже те, о существовании которых я не подозревал.
— Я буду ждать тебя, — сказал он. — Ты обещал принести еще хлеба.
— Так пошли со мной, — ответил я. — Там не только хлеб, куча еще всякого добра. Я тебя кренделями выборгскими угощу. И пивом, разливным, а не крафтовой бурдой.
Почему-то мои слова Анфалар выслушал без особого воодушевления. А потом ответил.
— Нельзя. Скугга и Стралан разные миры. Хист Скугги чужой для Стралана. Он восстанавливается медленнее и неохотнее. Так же, как и промысел Страллана чужой для Скугге. Разве ты этого не чувствуешь?
Вот оно что! А я-то все думаю, чего у меня за столько времени собственный хист все время меньше половины, да еще не торопится подниматься. Это мне повезло, что промысел вроде как смешался с местным, поэтому я стал более адаптивным. Подумать только — мне и повезло. В одном предложении.
Но это действительно многое объясняло. Почему наши-то сюда не ломились это понятно. Скугга не всех принимала. Учитывая уникальную способность рубежников забивать остальных, выпячивая исключительно свои интересы. Но получается, что и изнаночникам у нас тяжело. Вот и не происходит массовой миграции. Наверное, тоже ходят изредка к нам за покупками и всяким таким, но не более.
Однако и на этом ничего не закончилось. Анфалар отвел меня в сторону, подальше от посторонних глаз и заговорщицким голосом произнес.
— Я не мог бы отпустить тебя, не отблагодарив. Но так случилось, что я немного стеснен в средствах.
— Вы и так щедро одарили…
— Помолчи, Матвей, — мягко, но вместе с тем не принимая возражений, ответил он. — Все, что у меня есть — знания и опыт. Ты же еще молодой рубежник. И это может тебе пригодиться.
Он возвел руки и прочертил в воздухе форму. Которая подсветилась и погасла. А у меня аж затылок зачесался от нетерпения. Заклинание! Самое настоящее!
— Я зову его Теневой поток исступления воли, — сказал Анфалар. — Он преобразует хист таким образом, что тот создает множество нитей. Они подобны крошечным иголкам, которые игнорируют любую защиту. Убить таким заклинанием нельзя, но вот дезориентировать противника — сколько угодно.
Даже удивительно, насколько красноречив стал мой новый друг, рассказывая о заклинании. Правильно говорят, что человек раскрывается тогда, когда повествует о том, что ему интересно.
— Спасибо, Анфалар, я очень благодарен тебе. Это самый щедрый дар, который…
Вместо ответа, рубежник вновь обнял меня, рискуя сделать сидячим инвалидом. Все, о чем я мог думать, находясь в этих цепких оковах объятий, что заклинание слишком уж длинное. Для меня Теневой поток будет более, чем приемлемо.
На этой радостной ноте я распрощался. Надо сказать, что покидал я Фекой со странным чувством. С одной стороны, я радовался, что бегу домой. Точнее, скольжу, если можно так выразиться. С другой — на душе было тяжело.
Во-первых, ничего не ясно с сыном Васильича. Точнее, существует смутная догадка, что он выжил. Но и только. Во-вторых, я понимал, что ситуация с кроном еще даст о себе знать. Вот он очухается после миража Лихо и что сделает? Как-то не проходил у нас в школе логику богов. Я же чувствовал себя в какой-то мере виноватым за то, что случилось. Плюс, как говорил умный французский летчик: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
В общем, так я и обдумывал разное и невеселое, скользя по Изнанке по направлению к нужному мне чуру. Благо, ошибиться тут было нельзя. Компас вел меня без всяких промашек. К тому же, еще появилось какое-то внутреннее чутье, которое подсказывало верность направления. Конечно, не так четко, как артефакт, но как говорят в славном городе Фекой: «И то хлеб». Зеленый, горький, но хлеб.
И быстро перемещаясь по Изнанке, я почему-то забыл о том, что это нифига не безопасное место. Не оазис с шезлонгами, где тебе приносят вкусные коктейли. Напомнила мне об этом Юния. Жаль, что очень уж поздно.
— Матвей, хист! Сс… Тот самый, рубежный.
После ее слов прошло секунды три. Невероятно долгих три секунды, пока мой крошечный мозг обдумывал услышанное. Мог ли я за это время что-то сделать? Возможно. Как минимум, повернуть обратно и припустить изо всех сил к Фекою. Хватило бы промысла? Даже с учетом нового местного рубца — не знаю.
Впрочем, судьба избавила меня от необходимости делать выбор.
Молниеносная тень не просто выросла на моем пути. Она пронеслась наперерез, сбив с шага и заставляя выпасть из режима быстрого перемещения. Я покатился по сухой степной земле, несколько раз больно ударившись правой рукой. А когда поднял глаза, то увидел перед собой страшное существо.
Высокого кощея в строгом костюме с обезображенным лицом скелета. Где-то часть плоти была словно съедена, в другом месте будто сгнила. Это не крохотная полоска съежившейся кожи, как у
