Подойдя, она увидела на нем темные очки, и у нее упало сердце. Она не упрекала Этана за то, что он постоянно их надевает, но как он может? Неужели ему не страшно? Для нее самой это все равно, что надеть чьи-то волосы. Все равно, что потрогать собственную затекшую руку — рука твоя, а ощущение такое, будто чужая. Она тоже надевала эти очки пару раз, надеясь угадать, где мистер Фельд находится, или увидеть его самого. Они все пробовали надевать очки, но у Этана это превратилось в какую-то манию. Он мог сидеть в очках часами, не шевелясь и дыша ртом — совсем как Даррин и Дирк, когда они смотрят борьбу или «Пауэр рейнджерс». Он делал это, несмотря на то, что передаваемое через линзы изображение становилось все более тусклым и нечетким. Сами стекла потемнели — а теперь, заметила Дженнифер Т., — еще и сморщились, как кожица переспелой груши. Похоже, что очки Мягколапа, наделенные странной собственной жизнью, постепенно увядают, как сорванные цветы.
— Эй, — сказала Дженнифер Т.
— Привет, — откликнулся Этан.
— Что ты там видишь?
Этан не ответил и продолжал сидеть, ковыряя ногтем виниловую заплатку на сиденье.
— Эй, Фельд. — Она ткнула его в плечо. — Что происходит, Холмс? Он там?
Это был еще один тревожный момент, связанный с очками. По мере того как изображение портилось, мистер Фельд появлялся в них все реже и реже — а если и появлялся, то отвернувшись или опустив глаза. Похоже было, что он занят какой-то работой. Ни самой работы, ни его лица видно не было. Видимо, Мягколап общался с мистером Фельдом далеко не так часто, как раньше. Этан вот уже несколько дней не видел отца.
— Нету его, — тихо ответил он сейчас.
— На что ж ты тогда смотришь?
— Ни на что, — помолчав, ответил Этан.
— Ах, ни на что? — Она сдернула очки с его носа и, затаив дыхание, надела их. Они стали холодными, как гриб. Она вся покрылась мурашками и снова сняла их, но до этого успела заметить, что никаких картин Зимомира они больше не показывают. Обыкновенные очки с темными стеклами.
— Выкинь ты их. — Ей самой очень хотелось зашвырнуть очки в лес, но это было бы подло. Она отдала их Этану. — Фу-у.
— Не выйдет у нас ничего, — вертя очки в руках, сказал Этан. — Уже начался седьмой иннинг.
— Смотри на вещи позитивно. Все у нас выйдет. Мы его найдем.
— Вот это меня и беспокоит.
— Ты о чем?
— Сам не знаю. Когда я его видел в последний раз — когда очки еще работали — мне показалось…
— Что показалось?
— Не знаю я. — Но по тому, как его передернуло, она поняла, что он знает, просто говорить не хочет. — Это как в страшном сне. Видишь своего отца, но знаешь, что это не он.
— Это из-за того, что очки испортились — а теперь совсем сдохли.
— Да, — с вымученной улыбкой согласился Этан. — Наверно, из-за этого. — Он взялся за ручку двери, но так и не открыл ее и спросил: — Ты ее слышала?
Дженнифер Т. кивнула. Мать Этана тоже бросила его и этим разбила ему сердце. Каково-то ему ночь за ночью слушать всхлипы и завывания неутешной Ла Ллороны?
— А, ладно. — Этан кинул очки на пол, вылез из машины, и они вдвоем пошли к костру — спросить, не нужна ли помощь.
Петтипот махнул на них хвостом.
— Ступайте отсюда, нечего — посуду мыть еще не пора. — Мясо он добывал сам, голыми руками, при посредстве острых, как кинжалы, передних зубов. Из дичи он предпочитал земляных белок и сейчас готовил рагу как раз из них. — Поищите заодно мегалопеда.
Мегалопедом, то есть большеногой, он прозвал Таффи. Дженнифер Т. вдруг спохватилась, что не видела ее после того, как Таффи пообещала, что понесет их всех на себе. Весь их багаж проветривался на камнях, разложенный со знаменитой снежночеловеческой аккуратностью, но сама Таффи куда-то пропала. Ребята прошлись еще раз по найденной Дженнифер Т. тропе, потом спустились к ручью и спросили Розу-Паутинку, не видела ли она Таффи.
— Не-а, — ответила феришерская принцесса. Она взяла с собой купаться своего кукольного брата (звали его Нубакадуба, что на древнепророческом означает «маленькая ракета») и теперь выколачивала плоским голышом грязь из его нитяных волос. После отъезда из родимого кнолла ее отношение к жизни не слишком переменилось, но темперамент несколько смягчился, и она проявляла еще больше привязанности к тряпичным останкам своего братца. Ночью она пела ему колыбельные, пока не засыпала сама. Она донимала Петтипота требованиями каждый раз готовить ему на ужин протертый супчик — и горе было тому, кто случайно сядет на Нубакадубу в машине. — Она вроде бы сказала, что пойдет погулять.
— До того, как Ла Ллорона завелась, или после? — спросила Дженнифер Т.
— Не знаю. Вроде бы после, а что?
— Так, ничего.
Стряхнув с себя недобрые предчувствия, Дженнифер Т. прогнала Этана, разделась и залезла в ледяную восхитительную воду. Простирнула носки, белье и разложила их сушиться на камне, потом переоделась в чистое и пошла искать Этана. Он сидел у огня, ковыряя рукоять своей биты, которую кто-то — Дженнифер Т. уже забыла, кто — окрестил Щепкой. Дженнифер Т. восхищала его настойчивость — а может быть, лучше сказать «преданность»? Несмотря на то, что он каждый раз замахивался либо рано, либо поздно, либо слабо, либо так, что чуть из башмаков не выскакивал — несмотря на все это, он решил, что Щепка создана для него, а он для Щепки. Бита, хотя и вела себя на поле из рук вон плохо, все-таки как-никак убила скрикера и вылечила Клевера. Только с Узлом следовало что-то сделать, и Этан каждую ночь упорно строгал его охотничьим ножом Туза. Нож был острый, только пальцы береги, но состругать Этану удалось совсем немного — точно Узел был не деревянный, а железный или каменный.
— Мне нужен инструмент поострее, — сказал Этан, втыкая нож в трухлявое бревно, на котором сидел. Нож, словно обидевшись на его слова, ушел в дерево по самую рукоятку.
— Дело не в ноже, а в том, кто берет его в руки, — сказал Туз. — Этот Узел не уступит, пока ты не будешь готов — я тебе сто раз говорил. Выходит, ты еще не готов, так-то.
— Спорю, что поужинать он вполне готов. — Петтипот застучал ложкой по котелку, и по горам покатилось эхо. «Тенехвосты» один за другим потянулись к костру, разбирая горячие миски, но Таффи так и не пришла.
— Я что-то беспокоюсь, — сказала Дженнифер Т. — Раньше она никогда не уходила далеко.
— А я ей травяной салат сделал, — проворчал Петтипот. — Зря только возился.
Откуда-то донесся глухой рокот, и все подняли глаза к небу. То ли гром, то ли горные жители играют в кегли, то ли где-то вдали ревет лось. Сумерки уже сгустились, и небо стало такого цвета, который бывает в самой середине газового пламени. На нем чертили свои узоры летучие мыши. Всходила луна, обрезанная с одного края, гораздо ярче и больше, чем в Середке. В лесу ухала сова, за поляной журчал ручей, в котором днем купались девчонки. Летомир очень красив, но по ночам иногда делается немножко жутким. Кто знает, что водится там, в лесу, кроме сов, волков и лис.
