скорой смерти. Даже, если скоро в его случае означало лет сорок. Что это в сравнении с вечностью?
Как только, в начале очередного трудового дня, или вернее, трудовой ночи, он приступал к работе, мысли его оставались весьма позитивными. Разум его еще не успевал погрузиться во тьму туннелей вместе с телом, а оставался снаружи, погруженный в повседневную суету личных и государственных дел. Фокусироваться на этих продуктивных темах получалось около получаса. Затем его ум непременно спотыкался об одну из множества идей, логично развивающихся, в осознание собственной смертности. Иногда он сбивался, начиная думать о копаемой прямо сейчас могиле, иногда, вспоминая о подчиненных и друзьях, пожертвовавших жизнью во благо Империи. Мужчина хотел бы думать, что поступит так же, но не был в этом уверен. В другие разы он приходил к этой мысли более окольным путем. Так или иначе перед ним начинала маячить идея о собственной встрече с темными богами. Тут его мозг начинал работать на полную, вопреки желанию своего хозяина. Мысли множились, увлекая другие за собой, как сходящая с гор снежная лавина, грозящая похоронить под собой человека. Сознание ярким лучом света выхватывало из небытия образы немощного умирающего в своей постели старика, осознающего неизбежность происходящего, затем, скитающуюся по загробному миру жалкую тень – обрывок его личности, теряющую воспоминания и разум с каждым годом, и, в конце концов, давящую вечность пустоты и темноты небытия. Конечно, все может быть другим, но мужчине мерещилось именно это. И была среди этих и схожих мыслей одна, конкретная, особенная мысль. Она приходила не сразу и не каждый раз, но непременно приносила небывалую горечь. Сердце как будто пропускало один удар, отчего следующий становился болезненно сильным, а на глаза наворачивались слезы. И слава богам, что эта мысль сразу же его покидала. Что удивительно мужчина не мог сказать, что же эта была за мысль. Может его память не хотела фиксировать болезненный опыт, а может это была не определенная идея, которую можно выразить словами, а некое настроение или ощущение. В любом случае, ответ на этот вопрос ему был совершенно не интересен. Он трезво оценивал ситуацию и понимал, что вся ситуация и яйца выеденного не стоит, как по сравнению с проблемами других, так и по сравнению с тем, что пережил он сам. Все это выглядело в его глазах досадной помехой, а не экзистенциальным кризисом. По крайней мере сейчас, когда до пребывания на смертном одре оставались еще десятилетия жизни.
Окончательно устав, и, посчитав свой священный долг выполненным на сегодня, жрец засобирался, готовясь к выходу. Хорошо еще, что в храм, где он сейчас находился допускались не только высшие служители церкви, коим он и являлся, а также обычные монахи, выполняющие роль прислуги. Именно они будут убирать инструменты, вырубленную им породу и остальной бардак. Таскание на своем горбу корзины с каменной крошкой не добавило бы ему счастья или здоровья. Шел жрец медленно, опираясь рукой на стену и выставив вторую перед собой. Как зрячий человек, он не мог полностью довериться своей памяти и чувству пространства. До этого он пробовал несколько раз ходить и без рук, но разбитый нос и несколько лишних часов проведенных в лабиринте здешних переходов, не с первого, так со второго раза перевесили чувство гордости, заставив использовать руки. Говоря о лабиринтах, в целом жрецу даже нравилась идея этого храма его архитектура, атмосфера, окружение и история, пусть они и доставляли множество неудобств. Храм находился внутри большой одинокой горы, нависающей над всеми окрестностями. Ее склоны были круты и безжизненны. Окружал ее высокий и густой, первозданный северный лес, росший в радиусе нескольких километров. Он не расширялся, но и не сдавал позиций под натиском остальной, непохожей на него природы. Ни одно животное, крупное или мелкое не заходило в него, а приведенное насильно - вскоре умирало. Но не только они покинули эти места. Сначала звуки, а потом и свет начали постепенно исчезать. Они еще присутствовали тут, но с каждым годом их влияние становилось все меньше и меньше. Махая киркой, жрец прекрасно слышал ее удары о камень, но он знал, что на расстоянии десятка метров звук внезапно исчезал. Свет же полностью погас внутри самого храма. Ни факела, ни лампы, ничего не могло разогнать густую и вязкую темноту, поселившуюся в веренице рукотворных ходов. Снаружи солнце еще пыталось противостоять божественному влиянию, но получалось это все хуже и хуже. День стал выглядеть как ночь, а ночью не получалось разглядеть пальцев на вытянутой руке.
На эти изменения потребовалось много времени. Жрецы темных богов нашли эту гору около двух тысяч лет назад, когда Каршан был только основан и активно расширялся. Естественно, она тогда не обладала божественными свойствами, а представляла собой обычный кусок камня. До момента этой находки еще ни один храм не был основан, так как для первого и главного святилища требовалось особенное место. И им была выбрана эта гора – Гатал. Территория сразу и навсегда стала секретна для всех, кроме высших сановников и некоторых государственных деятелей. Простые люди ни разу не видели здешних пейзажей. Тем временем, священнослужители нового культа начали медленно, но верно создавать здесь храм и совершать необходимые обряды. Причем, исключительно в темное время суток. Все же они служители темных богов, чья сила мощнее проявляется именно тогда. Более того, после первого и единственного жертвоприношения природа и даже законы мироздания вокруг начали меняться. А туннели внутри скалы все множились и множились благодаря трудолюбивым рукам поколений монахов. Не будь в святилище незримого присутствия богов, оно давно бы рухнуло под собственной тяжестью, из-за огромного количества добытой породы, ослабившей рукотворные своды внутри горы. Внутри не было искусных статуй, барельефов, витражей и прочих атрибутов больших соборов. Но какая-то природная мощь и первобытность с лихвой компенсировала их отсутствие. А во время проведения служб, вообще осеняла такая божественная благодать, которую в других местах никогда не ощущали. Проблема только в том, что эту радость мог испытать только один человек за раз. Ведь в храме в принципе мог присутствовать только один священнослужитель, за раз. Так что мужчина сейчас был здесь в одиночестве. Все понтифики были похоронены именно здесь, поэтому и он копал тут свою будущую могилу.
То есть как «копал», он уже вышел из темноты подземелий и направлялся к двум ожидающим его спутникам. Точнее к подчиненным. Они стояли около трех исполинских по своему размеру хештов. На самом деле понтифику поездки на этих животных настолько осточертели, что он с
