слова молитвы, надеясь, что кто-то там сверху разрешит всё, как надо ей, и снова вернутся дни, когда сердце и душа не болели за сына.
Глава 36
У Ольги Ивановны они продержались неделю. Пожилая женщина давно привыкла жить одна и не собиралась терпеть в доме конкурентку. Хотя, какая там конкуренция… Соня безоговорочно сдалась в первые же часы нахождения в осажденной крепости. Ольга Ивановна обещание своё выполнила: и в церковь сходила, и помолилась изрядно, и водой святой обрызгала все стены и углы в квартире. Она совершенно бесцеремонно входила в комнату сына и, не обращая внимания на сжавшуюся в комок Соню, разбрызгивала щепотью воду из банки, попадая ей на лицо и на одежду. Потом тыкала сухим пальцем ее в плечо, нетерпеливо жестом сгоняла с места и продолжала окроплять диван, шкаф и цветы на окнах. Соня вжималась в стенку и безропотно ждала, когда Ольга Ивановна закончит ритуал и исчезнет у себя. Поначалу она даже не выходила поесть, и Николай приносил ей тарелки в комнату, а потом шел на кухню и мыл посуду, стараясь не обращать внимания на презрительный взгляд матери.
— И долго ты на побегушках будешь? — цедила она, аккуратно откусывая печенье.
Николай отмалчивался, ссориться с мамой сейчас нельзя. Придется терпеть. Он старался, как можно быстрее закончить с помывкой и уйти к Соне.
— Томочка с тебя пылинки сдувала. У нее ты приходил на готовый ужин, в чистоту, в уют, — снова зудела Ольга Ивановна, — а у этой твоей? Ни кола, ни двора… явилась-не запылилась к пенсионерке на шею… Даже посуду помыть не в состоянии.
— Мама! — не выдерживал Николай. — У Сони есть жилье, я же тебе объяснял. Мы скоро уедем. Можешь ты потерпеть немного? Ты же сама запугала Соню… она и выйти сюда боится!
Ольга Ивановна поджимала недовольно губы:
— Боится… ишь ты… Что я зверь какой? Значит, есть почему бояться. Вон, Томочка, меня что-то не пугается… Всегда рядышком, всегда поможет. А могла бы и от ворот поворот дать, после твоих-то выкрутасов.
Николай закатывал глаза, выдыхал, с грохотом ставил тарелку в шкаф и хлопал дверцей. Спорить — бесполезно. Для мамы ее слово — закон. Да и сердце у нее слабое, и возраст, к чему нервировать. В те дни, когда Николаю нужно было отлучиться, Соня цеплялась за него тонкими руками и с глазами на пол лица умоляла взять с собой. Но куда взять? В офис, на разговор с начальством? Или в поликлинику? Уговаривал, успокаивал, обещал вернуться скорее. Но как только за Николаем закрывалась дверь, Соня тихо проскальзывала следом и ехала к себе. Морщилась при входе в квартиру — уж очень сильно пахло здесь сыростью, как в подвале, только что мокрицы по стенам не ползут, но всё равно так ей было спокойнее. Она хотя бы могла расслабленно принять душ, разогреть в микроволновке нехитрую еду, купленную в гастрономе. Раздумывала даже, чтобы больше отсюда не уезжать, но Николай был непреклонен: в ее положении вредно дышать застоявшимся воздухом. А если еще и плесень пойдет? Нет, только после ремонта. Скоро станет совсем тепло, всё проветрят, он наклеит новые обои и в квартире будет хорошо и уютно.
Тревожные мысли стали теперь постоянными спутниками Сони и чтобы немного отвлечься, она по-прежнему навещала Тимура, делилась с ним своими переживаниями. Иногда ей казалось, он слушает невнимательно, как будто одну и ту же надоевшую запись. А иногда, наоборот, с сочувствием гладил ей руки и старался приободрить.
— Послезавтра меня выписывают, — поделился он новостью.
Соня почувствовала холодок в груди. Выписывают, значит, Тимур снова может исчезнуть. Как же тогда ей устоять на ногах? А вдруг он снова уедет на другой конец света? Она уже привыкла к его отеческому совету, покровительственному тону, небрежной насмешке над ее наивностью. С ним ей было спокойнее. Коля и Тимур — два самых важных человека в ее жизни.
— И куда ты?
— Не решил еще, Соня… не решил… Но в любом случае, я благодарен тебе за помощь… Если бы не ты… я не знаю, — и так обезоруживающе улыбался, что захватывало дух и щемило сердце.
— Ты… ты уедешь? — осторожно, через силу спрашивала Соня, стараясь не давать слезам пролиться наружу.
Тимур пожимал плечами, отмалчивался. Соня сквозь слезы улыбалась. Все, кому она доверяет и ищет сочувствия и тепла, рано или поздно исчезают. Кружат, кружат, как мотыльки вокруг керосиновой лампы, а потом растворяются в темноте. И только огонек за стеклом брезжит и колеблется, танцуя в одиночестве свой сине-желтый танец.
Больничный Николаю закрыли, и он с предвкушением засобирался на работу. Соня затравленно смотрела, как он воодушевленно гладит рубашку, выставляет будильник, чтобы не проспать, прикидывает, как лучше ему добираться на автобусе или пешком и на метро? Остаться с Ольгой Ивановной на весь день, было равносильно сидеть бок о бок в клетке с голодным тигром. У Сони даже не было сил жаловаться, как она боится и не хочет весь день сидеть взаперти. Но и расстраивать Колю ей не хотелось. Соня решила, ради него попытаться хоть как-то наладить отношения с его матерью. Полночи не спала, мучилась изжогой и судорогами в ногах, но терпела и рисовала воображаемые картины своих диалогов с Ольгой Ивановной. Утром даже рискнула выйти вместе с Колей из комнаты и приготовить ему завтрак. Правда, он выдал ей не ту сковородку, и вся яичница прилипла намертво ко дну, а когда Соня начала отскребать ее вилкой, на кухню прибежала Ольга Ивановна и запричитала, что ей испортили всё ее имущество. У Сони задрожала нижняя губа от обиды. Она так и застыла рядом с мойкой со сковородой в руке, не понимая, что ей делать дальше. Сковородку всё же отмыла и даже одернула Николая, который пытался ее перед матерью защитить.
Решив сделать приятное Ольге Ивановне, и хоть как-то ее задобрить, Соня сварила овсяную кашу, истратив почти всю пачку молока. Она вежливо пригласила ее к столу, в надежде, что та оценит ее старания, и они смогут хотя бы начать разговаривать. Но оказалось, Ольга Ивановна терпеть не может каши, а уж тем более на молоке. На воде еще, куда ни шло. А вот чай без молока она не пьет и теперь ей придется с утра пораньше идти в магазин. Соня покрылась красными пятнами и пообещала сходить сама. Она кинулась в комнату, чтобы одеться и тут поняла, что от переживаний уже не может сдерживать слезы.
Тем временем
