Казалось, после такого ужина есть никогда не захочется, однако не зря написано в книжке «Русские пословицы и поговорки», которую бабуля когда-то подарила внучке на день рождения: брюхо, мол, добра не помнит!
Да, надо позавтракать на дорожку и еще что-нибудь прихватить с собой. Неизвестно, сколько времени займет экспедиция на остров.
Жуя пирожок с яблоками, Василиса вытащила из холодильника еще и пирог с капустой, ватрушку и два яблока, налила в бутылочку воды, сложила все это добро в пластиковый пакет и выскользнула на веранду. Уже почти вышла на крыльцо, как вдруг что-то привлекло ее внимание.
Обернулась – и удивленно моргнула: бочка была накрыта крышкой и заперта на замок. Василиса растерянно его подергала: он в самом деле оказался замкнут, а не просто в дужки продернут, как было вчера. Она отчетливо помнила, что с вечера бочка оставалась открытой, с откинутой крышкой. Василиса тогда хотела для порядка опустить крышку, но подскочила Тусег Ырка, схватила Василису за руку и сердито покачала головой: не закрывай, мол! Ну и ладно, хлопот меньше.
Кто же и зачем закрыл бочку ночью?
Сама Тусег Ырка? Но почему не позволила сделать это Василисе?
Загадка.
А может быть, ночью вернулась Занна Керено, заперла бочку и устроилась в одной из многочисленных комнат, решив не будить незваных гостей?
Василиса подавила желание вернуться и проверить комнаты. Что за глупости: в конце концов, дом теперь в распоряжении иностранки, пусть что хочет, что и делает!
Девочка уже выходила с веранды, как вдруг услышала шепот:
«Открой клетку».
Василиса завертела головой так резко, что покачнулась и чуть не упала.
Никого. А казалось, будто шептали ей в самое ухо. Но голос был какой-то странный. Как неживой. Без всякого выражения, пустой какой-то. И вдобавок поскрипывал, словно песок под чьими-то шагами.
Да ведь этот же самый голос Василиса уже слышала! На берегу! Он предупреждал, что у каких-то «наших» ничего нельзя есть и пить, иначе с ними навсегда останешься. Самое удивительное, что Шварц тогда ничего не слышал – ну, Василиса и решила, что ей почудилось.
Наверное, и теперь чудится. Надо плюнуть да и идти своей дорогой.
«Не чудится, нет! – снова зазвучал голос. – Не уходи! Открой клетку, иначе я погибну! А может быть, погибнешь и ты! Открой клетку!»
Василиса в панике огляделась.
Какую еще клетку? Здесь только бочка!
«Ты стоишь рядом с клеткой, – произнес голос. – На ней висит замок! Открой его. Ключ под клеткой!»
Василиса тупо уставилась на бочку, рядом с которой стояла и на которой висел замок.
Почему голос называет бочку клеткой? Клетка – это что-то, сплетенное из прутьев, через которые все видно. А у бочки толстые ржавые стенки! Голос что-то путает!
«Ключ под клеткой!» – так и ударило в уши отчаянным молящим визгом.
Василиса рухнула на колени и принялась нервно шарить под бочкой, стоящей на двух деревянных плашках. И ахнула, когда пальцы нащупали ключ! Вскочила, стараясь ни о чем не думать, вставила его в скважину, повернула, вытащила замок из дужек, отбросила в сторону и подняла крышку – рывком, зажмурившись, чтобы не видеть того, кто молил ее из клетки или бочки, без разницы, – и вылетела на крыльцо. Промчалась по дорожке, чуть не сдернула с петель калитку, выскочила со двора – и понеслась к реке, боясь оглянуться: а вдруг то, которое сидело в бочке – то есть в клетке, да какая разница?! – гонится за ней?!
И тут за спиной действительно раздался топот чьих-то быстрых ног! Василиса взвизгнула и понеслась с немыслимой скоростью, даже не представляя, что может такую развить. Но, к счастью, тот, кто гнался за ней, вдруг заорал:
– Да стой! Да стой же, Васька!
Это был… Шварц, господи боже ты мой!
Василиса притормозила, оглянулась опасливо: а вдруг тот голос всего лишь притворился голосом Шварца?! Но нет, перед ней и в самом деле оказался рыжий тощий любитель лучших произведений советской драматургии, что он немедленно и подтвердил лихой цитатой из «Обыкновенного чуда»:
– Три дня я гнался за вами… чтобы сказать, как вы мне безразличны! – И разумеется, тут же начал хохмить: – Ну не три дня, конечно, а три минуты, и не безразличны, конечно, а очень даже интересуете… то есть я интересуюсь: почему вы мчитесь как ненормальная? В смысле ты мчишься!
– А ты ничего странного не видел? – задыхаясь, спросила Василиса.
– Видел, – кивнул Шварц. – Во-первых, убегающую тебя, а во-вторых, брошенное вот это. – И помахал перед Василисой каким-то пакетом.
Она так переволновалась, что не сразу узнала пакет с едой, который оставила около бочки.
Ну еще бы! Не до него было!
– А бочку ты видел? – спросила настороженно.
– На веранде которая? – уточнил Шварц, вытаскивая из пакета пирожок и принимаясь задумчиво жевать. – Видел. Она никуда не сбежала. Как стояла вчера вечером, так и стоит. Я в нее даже заглянул.
Василиса покачнулась.
– Ты завтракала? – заботливо, хотя и невнятно поинтересовался жующий Шварц. – Чего шатаешься? На, подкрепись. – И обтерев испачканную чем-то рыжим руку о джинсы, протянул Василисе ватрушку.
– И что там?! – едва слышно выдохнула девочка.
– Мне кажется, творог, – задумчиво сообщил Шварц, разглядывая ватрушку. – А что, ты думаешь, это картошка или яблоки? А может, мсяо?
Именно так Шварц обычно называл мясо.
– Нет, в бочке ты кого видел?! – взвизгнула раздраженная Василиса.
– А головастики – они кто или что? – задумался Шварц. – Вопрос, конечно, интересный – придется запросить Академию наук…
– Шварц! – чуть ли не со слезами выкрикнула Василиса. – Говори!
– В бочке я видел золотистых и серебристых головастиков, хорошеньких таких, – ответил Шварц, изумленно глядя на девочку.
– А они что-нибудь говорили? – с опаской спросила та.
Шварц захохотал, а потом сам себе приказал, цитируя «Золушку»:
– Прошу не хихикать! – И вдруг посерьезнел: – Рыбакова, что с тобой? Сон дурной приснился?
– Да, сон! – воскликнула Василиса и чуть не плача рассказала Шварцу о своем сне.
– Сны и тени в близком родстве, как сказано в пьесе «Тень», – изрек Шварц. – Но после такого сна можно реально спятить, поверить в говорящих головастиков, перестать есть и превратиться в тень! Жуй немедленно! Я так понимаю, ты во все это веришь?
Василиса кивнула, послушно жуя ватрушку (антистресс же, антистресс!):
– Во сне отец говорил про пение птиц. И Сереженька про то же рассказывал. Значит…
– Ничего это не значит, – мотнул головой Шварц. – Ты наслушалась того, что Сереженька вчера наболтал, вот тебе и приснилось, будто отец про пение птиц говорил. Ну сама посуди…
