свела с последней своего брата.
— Он полюбил ее, — продолжил Оджин, — но все же подчинился приказу медсестры Инён и собрал нужную ей информацию. И когда он все выяснил, случилась резня в Хёминсо. А потом сестра Инён выследила тех, кого упомянула Анби, — медсестер Кюнхи и Арам.
— И на следующее утро, — сказала я, — он мог кланяться ей… своей старшей сестре. Умоляя ее остановиться!
— Я передумал, — сказал Оджин. — Как только мы раздобудем лошадей, то отправимся в Кванджу[35].
Я моргнула:
— А что там, в Кванджу?
— Отделение полиции, в котором некогда работала медсестра Инён; придется сделать большой крюк, но, думаю, оно того стоит. Мы настолько сосредоточились на принце и враче Кхуне, что почти не обратили внимание на ее прошлое.
— Наверное, мы и представить не могли, что женщина способна на подобные зверства. Наверное, ее матери тоже снились драконы.
18
По небу, клубясь, плыли темные облака. Мы въехали в окруженный крепостью город Кванджу и нашли местное отделение полиции — здание с выцветшими красными колоннами и двухъярусными воротами, — как раз когда хлынул ливень. У меня было предчувствие, что мы узнаем что-то новое, и оно заглушало боль в раненом плече.
— Знаю ли я тамо Инён? — сказал стражник отделения на вопрос Оджина. — Да, у нас некогда была тамо с таким именем. Год назад или около того ее перевели во дворец.
— Если командир на месте, — Оджин показал свой мапэ — жетон-подвеску, — скажи ему, что инспектор из столичного полицейского отделения просит об аудиенции.
Полицейский тут же ушел и вернулся со слугой, который сопроводил нас в главный павильон — длинный дом с колоннами, поддерживающими крышу из черной черепицы.
Там нас приветствовал командир Чхэ, мужчина средних лет с длинной тощей черной бородой. Усевшись на циновку, мужчины обменялись любезностями. Я села далеко за ними, у раздвижной двери, но Оджин обернулся и жестом показал, чтобы я подсела поближе. Ему это казалось вполне естественным, но командир был ошарашен. Он сдвинул брови и окинул меня любопытным взглядом. Но все это продолжалось буквально мгновение.
— Значит, вы инспектор Со, — сказал он глубоким мягким голосом. — Я слышал о вас. Необыкновенно одаренный юноша, в восемнадцать лет получивший от короля высокую должность. Что заставило вас проделать такой долгий путь, инспектор?
— Мы пришли расспросить вас об Инён. Она девять лет работала у вас тамо, а потом ее назначили дворцовой медсестрой.
Командир вздохнул — долго и задумчиво.
— Значит, мои подозрения верны. — И не успели мы спросить, что он имеет в виду, как он продолжил: — Инён начала работать у нас, когда ей исполнилось четырнадцать, и у нее была такая золотая голова, что я решил сделать ее своими глазами и ушами. Своим продолжением. И стал тренировать ее.
— А вы учили ее владеть мечом?
— Она обратилась ко мне с такой просьбой после того, как в городе произошла серия убийств. Я считал ее достойной и добропорядочной девушкой и потому попросил одного из полицейских инспекторов обучить ее.
— А почему она спустя девять лет решила уйти из вашего отделения?
— Ей написал ее младший брат, дворцовый врач…
— Как его зовут?
— Не знаю. Он покинул дом в совсем юном возрасте, чтобы заниматься медициной в столице, и кроме этого, она ничего о нем не рассказывала. Похоже, они с ним никогда не были близки. С ним и с ее отчимом… — Тут его лицо прояснилось. — А! Отчим! До того как его в наказание за что-то там понизили, он был военным чиновником. Господин Кхун, вот как его звали здешние. Его сын унаследовал эту фамилию.
«Врач Кхун», — подумала я.
— Вы говорите, что он был отчимом Инён, а не отцом. Значит ли это, что мать Инён вышла замуж вторично? — спросил Оджин. — Но такие браки запрещены.
— Низшие классы творят, что хотят, а ее семья, как я уже сказал, всегда держалась особняком. После развода матери они жили вместе, но я не знаю, поженились они или нет. — Командир прочистил горло. — Как я уже говорил, Инён написал ее брат, и из его письма она узнала, что ее мать исчезла, что в последний раз ее видели во дворце. А я и понятия не имел, что ее мать, долго проработавшая в здешней аптеке, стала дворцовой медсестрой.
Я вцепилась в юбку, чтобы унять дрожь в руках.
— Вопреки моему совету Инён восприняла исчезновение матери как свое личное дело, которое она должна расследовать, подобно следователю. Она писала брату почти ежедневно, расспрашивала о нем, настойчиво советовала завоевать доверие какой-то придворной дамы…
— Придворной дамы?
— Да, вероятно, той, которую видели с их матерью незадолго до ее смерти. Спустя какое-то время он просто перестал отвечать Инён. И тогда она начала внимательно изучать медицинские труды, пользуясь каждой выпавшей ей свободной минутой, и часто занималась по ночам. Она сдавала экзамен за экзаменом, и с каждым разом ее отметки оказывались все выше и выше. Ее взяли обратно в аптеку, где она проработала несколько месяцев, — я был порядком удивлен, услышав об этом, — а потом назначили во дворец.
— Если бы мне было позволено, — прошептала я, и командир посмотрел в мою сторону. Он не понимал, как со мной следует обращаться, но тем не менее кивнул. — Вы упомянули о том, что Инён была женщиной достойной и добропорядочной. А после исчезновения матери она как-то изменилась? Может, начала странно себя вести?
Командир окинул меня взглядом, а затем посмотрел на Оджина:
— Кто она, инспектор?
— Дворцовая медсестра, — ответил тот. — Она тоже занимается расследованием.
— Ну, разумеется… Откуда еще кому-то знать, что происходит в стенах дворца? — прошептал он. Ему явно было что-то известно, и когда он сжал губы и нахмурил брови, я невольно напрягла спину.
— Инён занялась пациентами, пострадавшими от чужой несправедливости. И она стала как одержима этой работой. А потом, однажды, ей поручили арестовать свидетельницу, давшую ложные показания. И я нашел эту свидетельницу… в самом что ни на есть плачевном состоянии. Ее лицо походило на кровавое месиво и стало почти неузнаваемым, ее избили так сильно, что она не очнулась. Я закрыл на это глаза. Хотя, признаю, я сомневаюсь теперь, а не допустил ли я тем самым большую ошибку.
— Со всем моим уважением к вам, — медленно проговорил Оджин, и я бросила на него нервный взгляд, — должен заметить, что иногда избыток милосердия вредит не меньше, чем его нехватка.
Я ожидала, что командир разгневается — командир Сон непременно взорвался бы от ярости. Но он издал лишь полный сожаления вздох —
