сам. Проводить Светлу хотел едва ли не весь Чернобор. Кабы весть не успела облететь заснеженные улочки, можно было решить, будто снова привечают Мороз: была вереница людей, был и воз, и жрец со взглядом, устремленным в неведомые простым смертным дали. И что всего больше разозлило северянина, люди смеялись и пели!
Тоскливые то были песни, хоть и с добрыми словами. Мимо усмарева дома то и дело пробегали раскрасневшиеся бабы с выкопанными из-под снега ростками. Они бережно отогревали корешки под тулупами, чтобы те не погибли и славили жизнь даже в смертном коробе.
На родине Рьяна никто не посмел бы оскорбить умершего веселием. Здесь же обычай требовал иного: черноборцы смеялись, кто-то танцевал на скользких тропках, воз с телом приветствовали, словно новорожденного. Один только жрец не смеялся. Он сидел подле завернутой в алую тряпицу дочери, и казалось, что вот-вот ляжет с нею рядом. Не смеялась и Йага. Видно, тоже считала обычай диким.
Сестры покойной не отставали от людской вереницы, хоть и с трудом тащили наполненные неведомой смесью крынки, братья волокли лесенку. Но живые дети не утешали жреца. Их он гонял почем зря, а вот младшенькие близняшки…
Рьян не заметил, когда ведьма выскользнула из его объятий и догнала воз.
– Дедушка! Дедушка!
Жрец откликнулся далеко не сразу. А как понял, кто тревожит его седины, замахнулся на лекарку.
– Чего еще тебе надобно, ведьма? Мало горя мне принесла?!
Йага опешила:
– Только хотела… Светла хорошей была. Вот…
– А ты ее сгубила, ты! Не уследила, не заметила, что болезнь крепчает!
Рьян подоспел как раз вовремя: к возку спешил Боров. Словно верный друг, а то и родич, он сжал морщинистую десницу жреца, а Йаге велел:
– Поди отсюда, ведьма! Не видишь, человеку плохо!
И нацелился влепить пощечину, но Рьян заслонил девицу.
– А сейчас и тебе плохо станет, – зловеще пообещал он, перехватывая жирное запястье.
– Не надо. – Йага покорно отошла в сторонку, потянув проклятого за собой. – Только драки не хватало…
Боров долго что-то нашептывал жрецу, а Рьян только и думал о том, как бы это оставить в смертном коробе не только почившую, но и ненавистного торгаша. Он бы и крышу сам приколотил, и щели проконопатил. Еще и спасибо сказал бы.
Они влились в человеческую реку, только когда та начала скудеть. Так, чтобы не тревожить скорбящего жреца и не попадаться на глаза Борову. Изобразить радость, как прочие черноборцы, не смогли, ну да от них и не требовали. Йага, не отрывая взгляда, следила, как воз выезжает из ворот, как поднимается на холм и останавливается у покамест пустующего короба. Братья покойной осторожно подняли тело и мягко опустили внутрь; сестры по очереди подошли попрощаться, высыпая из принесенных крынок то, что местные звали угощением для Тени. Засыпанное им тело не гнило, а усыхало, превращаясь в подобие раздавленной на солнцепеке лягушки. Однажды Рьян стал свидетелем того, как подобный ларь развалился от удара молнии. Зрелище, прямо скажем, его впечатлило, лишний раз убедив в правильности северного обычая захоронения в огне.
Заиндевевшие ростки легли на грудь покойнице. Навряд приживутся, но традицию надобно блюсти – телу следует прорасти семенами, знаменуя круговорот жизни. Затем приладили крышу и, наконец, подняли короб на куры. Чтобы в последний раз благословить, жрец попытался доковылять к нему сам, но покачнулся, едва не упав. Тогда сыновья переглянулись и поднесли его на руках. Старик тянулся сухими пальцами к черному днищу и что-то шептал, но что, не слышали ни Рьян с Йагой, остановившиеся поодаль, ни сыновья, ожидающие рядышком.
Когда толпа черноборцев схлынула, чтобы принести требу богам, ведьма не присоединилась к ним. Она приблизилась к ложу покойной, обняла один из брусов, что его держали, и горько заплакала.
Глава 21
Отдарок
С похорон Светлы солнышко не выглядывало, зато снег валил день ото дня больше. Торгаши не успевали убирать его от лавок и ежечасно ссорились, ежели сосед случайно али намеренно кидал лопату-другую под дверь. Вот и нынче насвистывала лихую песнь метель, грозя превратиться в настоящую бурю.
Оно хорошо бы просидеть такой день у печи за вязанием, послушать, какие враки сказывает Рьян о северных землях… Но лекарка, замотавшись в шерстяной платок, скакала по сугробам. Странное дело, но каким-то чудом проведав, что именно Йага врачевала покойную дочь жреца и что та поначалу шла на поправку, черноборцы стали еще чаще навещать ведьму.
– Светлушка давно в Тень собиралась вослед за сестрицей, – по секрету донесла ей Малка. – Никто и не ждал, что до холодов доживет.
Так-то. Вот и разносила лесовка колдовские снадобья по больным. Рьян всякий раз ругал ее, но не перечил – бесполезно. Сегодня Рад запряг северянина за работу, так что отяжелевшее лукошко со снадобьями она волокла сама. Не обронить бы, не рассыпать… А то не видать из-за пурги ничегошеньки, к тому ж эти клятые сугробы!
Потому, когда путь ведьме кто-то преградил, она всего больше испугалась, что перевернется лукошко, и потом только вгляделась в препону. Препона была жирная, почти круглая от надетых друг на дружку одеж. Но плохо заживающие синяки недруга выдали. Йага зарычала, а из кончиков пальцев, прорезая рукавички, выступили когти. Боров поднял руки в мирном жесте.
– Ну-ну, ведьма, я к тебе с добром!
– Твое добро обыкновенно заканчивается плохо, – отрезала Йага.
В паре локтей с руганью прочищал вход к своей лавке торговец, которому Рад поставлял кожи. Мужик он был крепкий, немногим меньше Борова, да только состоял больше из мышц, а не из сала. Вот к нему-то ведьма и завернет! После того как благодаря ей вылечил живот, торговец нередко зазывал лекарку в гости и дарил мелочи вроде резного наперстка.
– Дядька Вал! Дядька Вал!
Узнав, торговец замахал в ответ, мол, заходи. Боров же попытался перехватить девку, но та так на него зыркнула, что передумал и отступил на два шага для безопасности.
– Ну что ты? Кто старое помянет, тому глаз вон! Разве я тебя обидеть хотел? Так, раззадорился малость… Не держи зла. Я тебе весточку зато принес.
– Обойдусь.
– Даже если она о твоем северянине? Ну как хочешь. Бывай.
Боров тяжело, переваливаясь с боку на бок, зашагал к ожидающему его поодаль холопу, но де лал это неспешно, чтобы ведьма успела передумать. Йага прикинула, далеко ли Вал, пошевелила когтями в рукавичке и, мысленно себя выругав, крикнула:
– Ну что там? Враки какие?
Снежная завеса густела, но довольную ухмылку Борова лесовка разглядела. Ой, нехорошая была ухмылка! С такими добрые
