скривился, словно тот поведал ему нечто отвратительное, разрушил границы, которые лучше бы не трогать. – Та самая Дикая Охота, что бродит по небу в ночь зимнего солнцестояния?
Он запрокинул голову. Над ними, мерцая, скользили облака тумана. Пирмин медленно покачал головой. Он все еще не верил в то, что на них надвигалось, и от глубочайшего разочарования начал злиться.
– Мы и сегодня не видели, чтобы кто-то оттуда пришел. Зато несомненно другое: кое-кто пропал. Ты чокнутый, Фендель Эйхаз, если не хуже! Ты всегда таким был, и все это знают, – заорал он в лицо отшельнику. – Мне уже до тошноты надоело это проклятое место! Волки, мандрагоры, подземные молчуны… Хватит с меня дряхлых сказок! Да, над болотом туман, но сейчас конец лета, а не темная зимняя ночь. И даже тогда не бывает никакой Дикой Охоты. Никто никогда не видел ничего подобного. Все это чушь, ерунда, и ничего больше!
– Разве ты не веришь, что Блоди забрал Безмолвный народец, а, Кремплинг? – задал встречный вопрос Фендель с оттенком уязвленной гордости в голосе. С ним не впервые так разговаривали, и ему всегда было больно это слышать. Особенно теперь, когда семья Пирмина отнеслась к нему по-дружески. Лицо Фенделя обрело привычное замкнутое выражение, и он вернулся с мелководья на тропу.
– Идем, – сказал он так, точно больше не собирался тратить время на объяснения.
Сделав несколько шагов по тропинке, Фендель фыркнул и недовольно забормотал себе под нос:
– Ох уж эти деревенские! Видел бы Эстиген Трутовик, как они сидят себе за высокими стенами и знать ничего не хотят… Ничего из того, что им может не понравиться. Поганки мухоморные!
Пирмин слышал каждое слово, долетавшее до него вместе с ветром, который теперь дул сильнее и остужал разгоряченную голову.
– Фендель! – крикнул он, пытаясь догнать отшельника. – Прости меня за то, что я сказал. Просто я очень тревожусь о Блоди. Все эти странные сказки и жуткие явления… Я уже не понимаю, где правда… То ли я теряю рассудок, то ли это болото опутывает мой мозг призрачной паутиной.
Фендель пробормотал в ответ что-то невразумительное, но, похоже, успокоился. Некоторое время они молча шли по тропинке, и перед ними с двух сторон вздымались стены из тумана и камыша.
Холодный ветер все не унимался и порой доносил до Кремплинга звуки болота. Ему казалось, что шепот неуклонно нарастает и уже не только звучит в ушах, но и наполняет всю округу тревожным ожиданием. С каждым шагом спутники будто бы приближались к источнику звука. «Идем к сердцу Черных камышей», – подумал Кремплинг, рассудив, что это, должно быть, очень холодное сердце, которое бьется где-то там и приводит в движение ледяной и зыбкий поток тумана. А может, его и вовсе нет (откуда у болота сердце?) и они приближаются к месту, где заблудятся еще вернее, чем в лабиринте болот и камышей.
Пирмин не успел толком поразмыслить над этими запутанными вопросами, которые сами собой возникли в его голове, как туманная ночь снова удивила его, указав мыслям ясный путь. Слева в камышовой стене внезапно открылся широкий проход, откуда с ледяным ветром неслись клочья тумана. Оттуда же вдруг вырвался мощный рев, от которого пригнулись камыши и даже стоячая вода пошла мелкими кругами.
– Сердце болота, – вслух подумал Пирмин и вздрогнул. – Болото – наш враг, стоит зазеваться, как эта дыра нас проглотит!
Он встал рядом с Фенделем, и вместе они заглянули в камышовые ворота, из которых, обдавая липким холодом, вырывался густой туман.
– Вот где они исчезли, – произнес отшельник, впервые обратившись к Пирмину после разговора о мандрагоре. – Если легенды хоть немного правдивы, то здесь находится проход.
– Блоди никогда бы не полез в такую жуткую дыру по своей воле, – возразил Пирмин.
– Понимаю, – согласился Фендель. – Вероятно, ему не оставили выбора.
В это мгновение, переполошив квенделей, совсем рядом раздался тоскливый вой, сменившийся протяжным лаем.
– Это Траутман! – воскликнул Кремплинг. – Точно, он! Елки-поганки, он где-то здесь, совсем близко, и теперь мы наконец-то его найдем!
Он приложил ладони рупором к губам и стал звать пса, поворачиваясь во все стороны и тщетно ожидая радостного лая в ответ.
– Если мы хотим его найти, придется заглянуть туда, – заявил Фендель с уверенностью, исключающей всякие сомнения.
Пирмин уставился на него, но возражать не стал, чувствуя, что его тоже манит проход в камышах.
Белая повязка Фенделя сползла и наполовину закрыла левый глаз, но вид у него от этого не стал смешным или глупым. Отшельник напоминал усталого, закаленного в битвах воина, который был вооружен лишь посохом и факелом, но все равно принимал горькое, неизбежное решение вступить в почти безнадежный бой. Зрелище печальное, но достойное.
– Я не знаю, что там, на той стороне, – сказал он Пир-мину. – Вот, возьми веревку и обвяжи ей пучок камыша, вон там, слева. Да хорошенько затяни узел, чтобы не развязался. Войдем внутрь, разматывая за собой веревку, и потом она выведет нас обратно.
Кремплинг сделал все, как ему было велено, и тщательно проверил узел, подозревая, что от его крепости будет зависеть их возвращение.
– Раз мы разделили вкусный полуночный суп, стоит держаться поближе друг к другу, – неожиданно заметил Фен-дель и подмигнул.
Кремплинг так удивился, что на мгновение забыл о страшных обстоятельствах, в которых они оказались. Его несказанно поразило, что странный и непредсказуемый спутник пытается шутить шутки на пороге, возможно, самого опасного приключения этой ночи. Наконец, Пирмин кивнул и улыбнулся – он очень побледнел, но решительности не растерял.
– Надеюсь, нам там понравится, – пошутил он в ответ.
Фендель застенчиво улыбнулся, что с ним бывало очень редко.
Они сошли с тропинки и ступили в стоячую воду. Фен-дель медленно и осторожно принялся разматывать веревку. Плечом к плечу они прошли через ворота в камышах и очутились в густом молочном тумане, какого еще не видали. Черные камыши перешептывались, насмехаясь над ними, и откуда-то доносился тонкий заунывный вой Траутмана.
Когда Пирмин впоследствии перебирал в памяти все пережитое, на первое место среди воспоминаний о самых страшных мгновениях жизни, когда все висело на волоске, выходило одно неописуемое ощущение – всепоглощающее чувство полной безнадежности. Оно овладело им сразу же, едва они пересекли границу и сделали в полной неизвестности с десяток шагов. Квендели шли вперед словно по облакам, видимо, оказавшись в заснеженных землях, потому что стало ужасно холодно, и мерцающие в тумане огни танцевали вокруг, будто снежные хлопья или ледяные кристаллы.
Каждый шаг давался с трудом, но вовсе не из-за мутной, по колено воды болота, скользкое дно которого ежесекундно могло
