видел их, как и будки охранника, и только спустя мгновение понял, что то была волна — она врезала по дому, на миг скрыв его из виду.
— Здесь точно нет охраны? — с подозрением спросил я, высматривая людей на изредка выплывающем из воды пирсе.
— Как вы себе это представляете? Выйти ночью на причал равносильно самоубийству. — а доктор-то прав. Не могу представить такого идиота, что захотел бы посидеть в охранной будке или пройтись с фонарём в шторм. Хотя… я почти не знаю таких идиотов, что согласились бы выплыть ночью в ураган.
Океан неистовал. Волны с яростью налетали на камни и обламывали их острые пики, а холодный ветер, обволакивая своих жертв, как хищный сорняк, поедал их с костями, и гром по-звериному ревел где-то в синих небесах. Мир восстал против человеческого господства и решил отыграться на тех, кто не мог дать отпор — на нас.
Вода толкала нашу лодку всё ближе и ближе к камням.
— Вот он, вот ход! — доктор отпустил весло, чтобы указать на нашу цель, и волна вырвала его с корнем вместе с частью лодки и с гневом разбила о скалу. Мы были вынуждены беспомощно смотреть на плавающие в воде щепки.
В ста метрах от нас подымалась особо большая волна. Как огромный степной табун лошадей, она взметнулась вверх и водная пыль поднялась над конной стаей до самых звёзд.
— Гребите! — бессмысленно заорал я, изрядно дрожа в коленях. В те секунды очень хотелось заиметь в руках молитвенник.
Свирепая волна настолько сильно захватила окружающую воду, что её уровень упал на полтора метра: мы резко просели, словно попали на мель, и с рабским преклонением подняли головы, чтобы взглянуть на нашу смерть.
Как прекрасно — видеть то, что вскоре убьёт тебя, если ты останешься на месте. Только истинные храбрецы и настоящие глупцы могут позволить себе так беспечно смотреть на штормовые волны, что кусают опаснее тысячезубой белой акулы.
Заметив, что доктор обомлел от будущей кончины, я выхватил весло из его рук и оттолкнулся им, как обычной палкой. В тот момент я почувствовал себя южным гондольером. Только вот скорость я набирал не для влюблённых, а чтобы выжить. Низменно и пошло.
Не успела наша лодка скрыться за огромным камнем, как вода с жутким плеском врезала по нему прямо у нас над головой и, оттолкнувшись от утёса, бросилась на нас остатками своего величия. Их с лихвой хватило, чтобы шлюпка застряла меж скал, а мы промокли до нитки.
— Доктор? — на лодке был я один. — Уилл! — пена поднялась между скалой и островом.
Я оставил судно на потеху воды, как репарацию, и прыгнул в воду щучкой.
Холод доконал моё тело. Весь организм воспротивился неизбежному. И не открыть глаз: так щиплет, что можно взвыть прямо в воде. Раз в пять секунд мне приходилось чуть ли не пальцами раскрывать веки и, испуская слёзы от соли, плыть в кромешной темноте.
Как только я коснулся руками земли, молния разрезала небо до кровавой сечки и я сумел рассмотреть знакомые сапоги.
Я подплыл к отключенному телу, взял его под мышки и, врезав по воде ногами, начал подниматься. Дыхание снова напомнило о себе сжатием носоглотки.
На второй удар молнии мы вышли на поверхность. Незадачливый корабль был всё ещё на месте. Море не приняло его, а лишь посмеялась над глупцами, что решили, будто могут безнаказанно плыть по его водам.
Огромного труда стоило закинуть доктора в лодку. Такое чувство, что вода прибавила ему веса в два раза.
— Ох… — Я забрался на шлюпку, и тогда она, покачнувшись, слезла с камня и упала в воду, чуть захлебнув её, как ковш.
Я подполз к врачу и стал давить ему на грудь с такой силой, что даже если бы он и был мёртвый, то всё равно бы вернулся к жизни только затем, чтобы попросить не ломать его слабенькое тело.
Вода начала вытекать с обезображенного бессилием рта.
— Плохой из вас рыбак, даже плавать не умеете.
— Я умею. — доктор привалился к бортику лодки. — Просто меня ударило волной об камень и я потерял сознание.
— Да… эти проклятущие волны. — я вдруг осознал, что вылез из холодной воды в воздух, не превышающий пяти градусов. Это заставило меня сжаться в размерах, как губку. — Надо заплыть в пещеру, не то мы здесь околеем.
— Верно… — врач продолжил смотреть пустым взглядом в одну точку и так и не взялся за весло.
Пришлось мне брать наш единственный инструмент передвижения и, ломая его почём зря, отталкиваться к чёрному зеву пещеры. Достаточно маленькому, за скалой и вовсе не заметить.
Как только мы заплыли в туннель, стало немного теплее, хотя я всё ещё равно дрожал, как особо пугливый вид сусликов.
— А где вы научились так плавать? — вместо благодарности спросил доктор, подняв мокрую голову с прилипшей к ней шевелюрой.
— Я профессиональный спортсмен по прыжкам в колодцы.
— Что-что?
— Я всё девство купался на реке, как вы думайте, умею ли я плавать?
— Да, конечно… извините. Глупые вопросы. Я просто никак не могу отойти от падения.
— Ничего, со всеми бывает.
— Вы тоже теряли сознание в воде?
— Скорее сначала терял сознание, а потом ужен оказывался в воде.
После недолго плавания в пещере мы подплыли к одиноко стоящему причалу, старому и покорёженному. Им давно не пользовались, возможно, и не пользовались вовсе. Доски на нём прохудились и покрылись тиной, ракушки обвили тонкие, почти гнилые ножки, а гвозди заржавели.
— Вижу, нам не стоит переживать из-за того, что тут кто-то был. — брякнул я и причалил к гнилым доскам. Чтобы не остаться в дураках, я сначала прощупал их ногой, и только потом решился выйти из лодки и стать на них всем весом. Доктор вылез за мной.
— Сейчас мы с вами выйдем на первый этаж больницы. Думаю, не составит труда подняться и на последний — к кабинету главврача. — конечно же, где ж ещё быть резеденции злодея, как не на самом высоком ярусе? Поселить негодяя на первый этаж — верх неуважения к его тяжёлому ремеслу…
Мне почудилось? Ну уж здесь-то точно не должны играться с вокалом.
— Вы не слышите?
— Что? — доктор непонимающе и немного испуганно на меня уставился.
— Пение.
— Вам послышалось. В таких местах не поют. — цистган или… — Будьте начеку. Охрана иногда проходит по этажу, чтобы проверить больных.
Мы стали подниматься по лестнице и вскоре подошли к старой ржавой двери. Она оказалась заперта, но её, как удачно, можно было открыть изнутри и пройти
