он тот еще. Может голыми руками пасть медведю порвать. Так и зачем ему магия?
Лора могла бы заранее проверить — есть у него умения или нет. Но вот можно ли доверять самой Лоре? Где гарантия, что она сказала бы правду, а не подставила невиновного дурачка? Ее слова никак не проверить. Технически — реально, конечно, но это долго. За это время она сто раз бы успела смотаться в другой округ, а то и в другую страну. А если дурачок настолько дурак, что нападет на Флина, и его придется укокошить? Тогда вообще не узнаешь — он убивал или нет.
Сложив все за и против, от визита к знахарке Флин все же решил отказаться. Пока. С сынком Доуэлла он и сам разберется, а дальше будет видно.
Западная улица тянулась длинной тощей кишкой, шаги гулко отзывались эхом, отскакивая от стен и заборов. Впереди она упиралась в темный провал, похожий на окно в бескрайнюю бездну — фонари за пределами поселка не горели, особняк Себастьяна с его покинутым садом и ржавыми воротами пропадал в вуали мрака.
Изо рта вырывались облачка пара.
Мердок знал немногое, но выложил все. Сынок у старосты уродился здоровым — но только в размерах. Сэм был слаб на голову и с детства пропадал по врачам — Доуэллы возили его в Вэллс, но ничего не добились. К их сожалению, лекари еще не научились прибавлять людям ума. У Лоры парнишка тоже бывал, но и она разводила руками — травы и припарки не помогали, хотя знахарка, как говорят, старалась изо всех сил. Сэма редко отпускали на улицу одного — он мог побить соседских детей, но не со злобы, а просто потому, что не понимал, что такое боль и почему нельзя пнуть другого ребенка так же, как он пинал во дворе старый кожаный мячик. А когда он подрос, то и его и вовсе заперли дома — как бы чего не натворил.
Но Сэм иногда сбегал. И об этом знали все. Мердок и сам со своими ребятами нередко прочесывал улицы в поисках парня, а потом всей толпой они тащили его обратно под кров мамы и папы.
В день убийства фонарщика Виктора Сэм, само собой, оставался в поселке. Но уже через несколько дней Доуэлл увез его в Веллс к родне — от греха подальше. Испугался, дескать, что сын убежит и попадется прямиком в лапы убийце — он же дурачок, кому угодно поверит. Потому-то Мердок и забыл про него, так как во время следующих убийств Сэма не было в Глухом логе.
Якобы не было. Но Флин почти не сомневался, что дурачок Сэм так и не покидал родного села.
Убийца он или нет, но староста точно клинический идиот, если думал, что так просто обманет столичного дознавателя. На Доуэлла это не похоже, но, это Флин знал по опыту, когда дело касается родных кровиночек, родители способны на самые кретинские поступки. Аж диву иногда даешься. Ну, как вот сейчас.
Сэма все равно бы выдали. Не Мердок, так кто-нибудь другой. Село мелкое, все друг друга знают — это всплывет, рано или поздно, но всплывет. Интересно — неужели селяне ничего не заподозрили? Они же прекрасно знали про огромного доуэллского сынка. Да его, по рассказам старшины, пол Глухого лога боялись! А тут — три убийства и тишина. Нет возмущенных жителей на площади, никто не осаждает дом старосты с факелами и вилами — все молчат и делают вид, что все нормально. Доуэлл в селе, конечно, личность уважаемая, но не настолько же! Разве что люди поверили в байку о переезде, но это как-то наивно.
Размышляя, Флин выбрался с Западной улицы, повернул влево, спустился в овраг — вода в ручейке мягко журчала в темноте. Свет от фонарей сюда не доставал, а на тракте впереди и вовсе их не было, чай не Кентар и даже не Вэллс. Темень облепляла со всех сторон, цеплялась за одежду, обволакивала плотной паутиной. Флин не стал укреплять зрение магией — путь тут нехитрый, сложно свернуть не туда, а вот силы еще могут пригодиться.
Мердок отговаривал его идти ночью. Флин наплел ему чего-то с три короба, сам уж не помнил, чего — ну не скажешь ведь правду! Что он собирается пускать в ход магию, а потому лишние глаза ему не нужны. К тому же, ночью его явно никто не ждал — пусть будет такой элемент неожиданности.
Старшина отстал, но неохотно. У него в глазах читалось: ну-ну, посмотрим, как тебя, щенка столичного, размажут ночью по ближайшей стенке. Вот только это все напускное, Мердок просто переживал за странного коллегу, пусть и не сознался бы в этом никогда.
Выбравшись из оврага, дознаватель вылез на тракт. Луна превратила широкое полотно дороги в серебристую реку с мрачными берегами, поворот к особняку Себастьяна терялся среди аллеи деревьев и кустов на обочинах. Флин шагал бодро и чувствовал себя прекрасно. Он давно заметил, что больше нервничает накануне рисковой работы, чем в процессе. Когда доходило до дела, все сомнения и раздумья отползали на задний план, нервная система превращалась в толстый пучок стальных канатов. Если надо лезть в пекло — ну и ладно, с радостью. А с остальным можно разобраться после. В этом были свои недостатки — иногда Флин ловил себя на мысли, что ему не хватает должной собранности и четкого планирования. Все-таки порой вернее все продумать, чем лезть на рожон и надеяться на лучшее. Но, похоже, эта привычка и отношение к жизни прочно укоренились в нем еще со времен Нижнего квартала. И не выжечь их теперь и каленым железом.
Те, кто много думал и медленно решал, помирали там быстрее остальных. Флин этому быстро научился.
Поворот к особняку замаячил в десяти шагах. С ближайшего дерева шумно вспорхнула птица — Флин не успел разобрать, какая. Запущенная аллея в темноте навевала жути — разросшиеся столбики тополей по краям взмывали ввысь уродливыми монстрами.
Себастьян и Сайлас, конечно, хороши — прикрывать убийцу и помалкивать об этом. Ну ладно, пусть не убийцу, но товарища явно подозрительного. Зачем? Ради чего? Неужто Доуэлл настолько убедителен? Или пообещал им золотые горы? Да бред — Сайласу еще возможно, но богатенького Себастьяна мешком княжеских танов не смутишь. Наоборот — он, как говорил Мердок, вливал кучу денег в Глухой лог якобы по доброте душевной. Мост отремонтировал, дорогу подновил, фонари новые поставил. Да много
