Ордена Пламени, который посещал их женский монастырь с пресветлым визитом. Он разглядел страстную веру Авелин, разглядел в ней касание Света, увидел в ее сердце и Пламя. И предложил стать послушницей Ордена. Довольно быстро девочка стала чтецом на службах, а достигнув определенной духовной зрелости — прошла испытание Пламенем и обучение на клирика Ордена.
Ее называли самой молодой девой-клириком епископата, фавориткой епископа Ритора и даже сам кардинал Хеллер был к ней благосклонен. А сам факт того, что целый кардинал знал о существовании юной девы, говорил о многом.
Жизнь и судьба Авелин были идеальными, пока она не получила это проклятое задание — встретить караван с рабами и проводить пару остроухих на север, к границам Н’аэлора.
— Клирик! — окликнул ее мужчина в черных одеяниях дознавателей Ордена Духа.
Лавертен вздрогнула, но на зов обернулась. Жители столицы Северного Епископата, славного града Теллес, при одном виде черных плащей постарались побыстрее убраться с пути служителей Света, а тут и вовсе улица перед городскими воротами вмиг опустела. Единственное, что успела ощутить Лавертен — полудюжину жалостливых взглядов, ведь тон дознавателя не сулил клирику ничего хорошего.
— Чем обязана, брат? — спросила Авелин, поворачиваясь к черным плащам.
— Клирик Лавертен? — уточнил дознаватель.
У него было изможденное, острое лицо, гладко выбритый подбородок, тонкие губы, редкие русые волосы с большими залысинами на лбу и колючие серые глаза. Типичная болезненная внешность любого из дознавателей. Поговаривали, что Свет их почти не касается, оттого они все как один были похожи на скорбных чахоточных.
— Именно, брат мой, — кивнула девушка, придерживая под уздцы своего коня и переводя взгляд с командира отряда на нескольких боевых аколитов за его спиной.
— Я тебе не брат. Взять ее! — коротко скомандовал своим людям дознаватель.
На Лавертен тут же набросились, ударом короткой тяжелой дубинки, которой обычно орудовали дознаватели, ей разбили губы и чуть не выбили несколько передних зубов, следующий удар, уже в живот, заставил Авелин упасть на колени и стошнить желчью. Она даже не успела ничего сказать в свою защиту — финальный удар дубинкой, по затылку, заставил Лавертен потерять сознание.
Очнулась девушка в камере. Каменный мешок шесть на восемь футов, маленькое окошко под потолком, грязное гнилое ведро в углу. Она ощупала затылок, ковырнула ногтем кровавую корку, которая слиплась с волосами, с трудом разлепила разбитые губы. Хотелось пить, но Лавертен достаточно слышала о методах ордена Духа, чтобы понимать — она попала в серьезный переплет и стакана воды она от тюремщиков точно не дождется.
Кое-как поднявшись на ноги, она подошла к двери и, прильнув к маленькому смотровому окошку, крикнула:
— Эй! Есть кто⁈ Сообщите епископу Ритору или Кардиналу Хеллеру обо мне! Эй!
— Молчать! — прокричали из другого конца коридора, но Лавертен не унималась.
— Слушай! Брат! Отправь посланника к епископу! Тут какая-то ошибка!
В конце коридора послышался шум, после чего прямо перед дверью камеры Лавертен, как из-под земли, появился здоровый амбал со шрамом через все лицо.
— Закрой рот! — рявкнул тюремщик.
— Сообщите… — начала Авелин, но осеклась, когда услышала, как засов уходит в сторону, а тюремщик открывает дверь. — Я говорю…
— Закрыла пасть, еретичка! — взревел тюремщик, замахиваясь короткой дубинкой.
Лавертен вскинула вверх руки, пытаясь закрыться от удара, но это ей не помогло. Тюремщик, как умелый фехтовальщик, чуть оттянул удар назад, отчего дубинка просвистела прямо рядом с рукой и ударила клирика прямо по плечу. Девушка вскрикнула, согнулась, хватаясь за место удара, и тут же получила еще один удар — теперь по спине.
— Сучка! Закрыла рот и сиди тихо! — прорычал тюремщик, пнув напоследок клирика тяжелым сапогом. — Или отведу в общую камеру к мужикам!
Слезы обиды выступили на глазах клирика, но все, что она сейчас могла — тихо стонать от боли и надеяться, что удары тюремщика не сломали ей кости. Потому что если она получит здесь тяжелое увечье — ее дни сочтены.
Очень хотелось пить. Язык девушки распух и перестал помещаться во рту, разбитые губы высохли и еще сильнее растрескались, сознание уплывало.
К концу второго дня Авелин, уже почти потерявшая надежду выйти из застенка дознавателей, услышала, как отодвигается засов двери ее камеры. Приподняв голову, она надеялась увидеть людей епископа, но вместо этого внутрь вошли двое. Одним из них был тот самый дознаватель, который схватил ее на въезде в город.
Клирика молча подхватили под руки и, обессиленную, потащили прочь из камеры, куда-то по коридору. Неужели в пыточную? Чем она заслужила такое обращение? Она была верной слугой Света, послушницей Ордена Пламени, рьяной служительницей. В чем же она провинилась сейчас? За что с ней так обращаются?
Девушку втолкнули в темную комнату, после чего дверь за ее спиной с грохотом захлопнулась.
— Кто здесь? — прохрипела Лавертен, почувствовав движение воздуха в комнате.
Кто-то был рядом, прятался в тени.
— Покайся в своих грехах. Ты поддалась тьме, — послышался голос.
— Я не…
Хлесткий удар по лицу.
— Покайся! — рявкнули из тени.
— Мне не в чем…
Еще один удар, и еще, и еще, пока Лавертен не потеряла сознание.
Очнулась она во все том же каменном мешке, только теперь у двери стоял щербатый кувшин с тухлой водой и лежал кусок заплесневелого хлеба. Авелин стоило огромных усилий потянуться за питьем, девушка едва не выронила кувшин, прислонив щербатый край к разбитым и опухшим губам, ее едва не вывернуло от вони старой, стоялой воды. Но она все же напилась, после, аккуратно размачивая старый хлеб, кое-как поела. Ей нужны силы, это все ошибка, испытание, что послал ей Бог Света, скоро ее хватятся люди епископа и вытащат из этого подвала.
Каждые два-три дня клирика вытаскивали из камеры, каждый раз от нее требовали только одного — покаяться в том, что она отринула Свет и перешла на сторону тьмы. Каждый раз клирик исступленно отрицала свое преступление, и каждый раз теряла сознание от побоев.
Она не видела своего палача, но за долгие недели, проведенные в застенках, уже хорошо выучила его привычки. Левша с тяжелой рукой, чуть прихрамывает. Бьет или кулаком, или короткой дубинкой дознавателей. Всегда целит в голову, по спине или бедрам, но если бьет по лицу, то так, чтобы не поломать кости. Уже на третий допрос она поняла, что с таким подходом ее могут истязать годами — ей не дадут умереть, ее не покалечат, но и выпускать не собираются.
Пока она не раскается в том, чего не совершала.
— Покайся! — в очередной раз прогремело в ушах Лавертен. — Признай, что продала душу тьме!
Клирик сжалась, готовая принять очередной удар. Уже привычно, она перекатилась на другой
