— Странный вопрос! Конечно, столько, сколько и мне.
— Хорошо, а вам сколько?
— Точно не помню, но сорок пять наберется.
— Очень приятно. Еще один вопрос. Какие приметы у пропавшей?
— Ваш вопрос меня удивляет, господин пристав! Какие могут быть у нее приметы, если для меня она была всегда чем-то неуловимым. Ее только чувствуешь, она ни на минуту не оставляет тебя в покое.
— Совершенно справедливо, но согласитесь, что для полного успеха розыска подведомственная мне полиция должна знать ее приметы, в противном случае она будет бессильна.
— Превосходная мысль, господин пристав! Вот ее приметы: нахмуренный лоб, мрачный взгляд и беспокойная походка… Этого, я думаю, достаточно?
— Вполне! Благодарю вас. Теперь последний вопрос. Подозреваете ли вы какое-либо лицо в том, что ее соблазнили или обманули и что она с кем-то сбежала?
— Да, очень даже подозреваю, господин пристав, — со всей пылкостью заявил Лампа.
— Изложите свои соображения, пожалуйста, вкратце.
— Я подозреваю, что ее соблазнил один здешний воротила.
— Его имя?
— Калистрат Шевов.
— Гм… Странно… Ну что ж, давайте кончать. Сейчас я вам прочитаю ваши показания, чтобы вы смогли сделать нужные дополнения. Прошу внимания:
«Утром 15-го марта 1889 года гражданин города Дремиграда Петко Чорлов по прозвищу Лампа, проснувшись ото сна, обнаружил, к своему удивлению, что его собственная законная супруга, Софись, исчезла…»
— Что я слышу, господин пристав? — вскричал в испуге Лампа, услышав последние слова. — О какой законной супруге вы говорите?
— Как о какой? — с изумлением возразил пристав. — Я полагаю — о вашей. По-моему, вы ясно слышали?
— Более чем ясно. Я вам заявляю, что вы ошибаетесь, потому что моя законная супруга, которую зовут Куной, а не какой-то Софисью, никогда не собиралась меня покидать, кстати говоря, к моему величайшему сожалению.
— Действительно, странно. Тогда я положительно отказываюсь понять, чего вы от меня хотите. Может быть, вышеупомянутая особа — ваша служанка?
— Ничего подобного.
— Тогда скажите ради бога — кто она?
— Это моя собственная совесть…
— Как? Что вы сказали? Извините, я немного туговат на ухо.
— Я вам повторяю: она — моя совесть.
— Совесть? Что за черт! Как же это так, приятель?..
Премудрый начальник, оказавшись перед неразрешимой загадкой, изобразил на своем лице такое невинное удивление, какое не изобразил бы даже перед вратами рая. Пропала жена или служанка, это еще куда ни шло — дело житейское. Но чтобы пропала совесть и ее разыскивали с помощью полиции — такая чушь может зародиться только в больной голове.
— Послушайте, господин Чорлов, — промолвил наконец премудрый начальник, — мне кажется, вы не совсем здоровы…
— Вы хотите сказать, что я сумасшедший? — в ярости воскликнул Лампа, вскочив с места. — Но это клевета, господин пристав! Я серьезно заявляю вам, что у меня пропала совесть…
— А я вам заявляю, что вы сумасшедший, — гневно возразил пристав и нажал кнопку звонка.
Тотчас же в кабинет вошли двое полицейских и бедного Петко Лампу, несмотря на все его заверения, что у него на самом деле пропала совесть, безжалостно вытолкали на улицу.
С того злополучного дня и доныне Петко Лампа бродит по Дремиграду и тщетно ищет свою пропавшую совесть. Оборванный и лохматый, он часто останавливается перед домом Калистрата Шевова, угрожающе машет руками и сыплет страшными проклятиями… Иногда, в минуты временного просветления, он, задумчивый и печальный, сидит на пороге своего дома, и слезы блестят у него на глазах…
В такие минуты Петко Лампа бормочет слова, которые живо напоминают об, увы, не пропавшей, а безрассудно проданной совести!!
Перевод Н. Попова.
ТРЕХДНЕВНОЕ ЦАРСТВОВАНИЕ ТОНКО ПАПУЧКОВА
Произошло это несколько лет тому назад, когда Дремиград из-за халатности высшей власти остался без городничего и дремиградцам пришлось целых три недели отходить ко сну, замирая от страха. Все это время — время неслыханного безвластия — жители выглядели озабоченными и крайне недовольными поведением высшей власти. Возникла даже опасность восстания, если положение не изменится, ибо следует сказать, что дремиградцы, несмотря на свое миролюбие и благоразумие, никогда не согласились бы долго жить без начальника, тем более, что соседние города и даже селения не были так обижены и имели возможность каждый день встречать своих начальников на улице.
Вот почему в Дремиграде началось брожение и никому не давала покоя мысль: что же делать, если высшая власть по известным только ей соображениям будет упорствовать в своем недопустимом бездействии.
Эта мысль волновала и дремиградского гражданина господина Тонко Папучкова. Надо вам сказать, что господин Папучков был ярым патриотом своего города, как, впрочем, и большинство дремиградцев, и остро чувствовал, какая неслыханная обида нанесена свыше его родному городу. Он прекрасно знал, что эта кровная обида вызвана отнюдь не тем, что в Дремиграде нет лиц, достойных носить начальнические погоны — их было более чем достаточно, — а просто злой волей и преступной халатностью высшей власти, и от этого ему становилось еще горше.
И вот, чтобы спасти родной город от катастрофы, а также указать высшей власти выход из положения, он решил не выжидать, а действовать. Он ничуть не сомневался, что высшая власть либо спутала нити управления подчиненными ей должностными лицами, либо недоумевала, кого бы это назначить на пост городничего в Дремиграде. Господин Папучков решил прийти на помощь властям в обоих возможных случаях. В кратких, но хорошо обдуманных выражениях он постарался растолковать высшей власти, что первейшая ее обязанность заключается в том, чтобы не оставлять без попечения и полицейского надзора такой город, как Дремиград; что она должна тщательно выбирать лиц, которым можно доверять столь деликатные посты, и, наконец, что он, Тонко Папучков, чувствуя себя достаточно подготовленным для роли представителя центральной власти в Дремиграде, покорнейше предлагает свои услуги в полной уверенности, что высшая власть примет во внимание его благородные побуждения и сделает все от нее зависящее, чтобы
