Книга Незримые тени - Дея Нира

– Телячья отбивная…

– Что, прости?

– Отбивная, – ровным голосом произнесла София. – Отбивная!

Не то вздох, не то крик вырвался из ее груди, хрипящий и страшный. Будто воздух разом кончился в легких, и теперь она задыхалась.

Деметрий бросился к ней. Ее лицо исказилось непередаваемой гримасой, а затем показались ровные белые зубы: София разразилась смехом. Клокочущий, жуткий, совсем не похожий на прежний. Это был не звук серебряных колокольчиков, который ему так хорошо знаком.

Смеялся кто-то чужой и незнакомый.

Волосы на его голове зашевелились.

– Вспомнила?

София замотала головой, продолжая смеяться. Она корчилась на кровати, держась за живот, пока судороги сотрясали тело. Нужно было остановить этот припадок.

Деметрий извлек из саквояжа ящичек с медицинскими инструментами, вытащил шприц и ампулу. София каталась по кровати, а хохот разносился по всей комнате. Деметрий был уверен, что этот хохот слышен во всем доме.

Вбежала горничная с круглыми от ужаса глазами, но он крикнул ей, чтобы закрыла дверь. Он справится сам со своей сестрой.

Набрав лекарство из ампулы, он постарался прижать Софию к кровати. Ее взбешенное лицо повернулось к нему.

– Я хочу помочь, прошу тебя!

Она что-то прорычала в ответ, борясь с неистовой силой. Но Деметрий усилил нажим, перехватил ее руки и точным движением вогнал иглу ей под кожу.

София взвыла. Кричала и извивалась, точно змея, с губ слетали страшные проклятия, но это не трогало его, лишь пугало состояние. Признаки безумия глубоко поселились в ней: Софии была нужна помощь.

Какое-то время она еще сопротивлялась, содрогаясь всем телом, потом конвульсии прекратились и сестра вновь погрузилась в целебный сон. Он поправил растрепавшиеся локоны и бережно прикрыл ее покрывалом. Сейчас, когда она успокоилась и сон овладел ею, София вновь была похожа на себя прежнюю.

Деметрий стоял над ней, мучительно размышляя о том, какая жестокая судьба постигла их обоих. Но если к себе он не испытывал жалости, то сильная боль при виде страданий сестры, казалось, сбивала с ног.

Он должен был спасти ее и предотвратить подобное несчастье. София даже представить не могла, как такие действия могут навредить ей. Безусловно, он сделает все, что в его силах и даже больше, чтобы она исцелилась и прожила долгую и счастливую жизнь.

События, развернувшиеся в женском клубе, произвели эффект на жителей города.

Прежде ничего подобного не случалось. Приличные женщины не позволяли себе кричать и открыто проявлять эмоции, не говоря о том, – вот ужас-то! – чтобы прилюдно ударить другую особу женского пола, даже если они обе были врагами и терпеть не могли друг друга.

Поверить в то, что одна женщина могла сотворить с другой подобное, казалось немыслимым. София, которую знали, как веселую, милую и жизнерадостную, внезапно показала себя с другой стороны. Да, пусть в последнее время она вела себя чуть развязно и не подавала хороший пример, но… Наотмашь хлестать соперницу и рвать волосы на ее голове, выть и рычать, как дикое животное, не стесняясь других людей?

Конечно, Ханна также вела себя недостойно, увлекшись чужим мужем, и кто-то даже высказывал мысль, что она получила по заслугам. И все же какая приличная дама позволит так опуститься, чтобы избить соперницу прилюдно?

Словом, обсудить было что. Тема оказалась слишком животрепещущей, и было интересно, чем же все закончится. Все ждали, как поступит Антоний. Возможно, образумится и вернется к жене?

Но он выжидал.

Потрясенный яростью Софии и тем, какой она бывает необузданной в гневе, он хотел убедиться, что Ханна идет на поправку, как и сама жена. Если первой нужно было в первую очередь залечить раны телесные, то у второй (он ясно это видел) имелись явные признаки душевного расстройства.

То, как она смотрела и вела себя, вызывало определенные опасения. А тут еще и ее странный братец, повадившийся каждый день навещать сестру: тот заявил, что займется лечением Софии сам.

Антонию хотелось выставить его вон, но скрепя сердце согласился.

Детям нужна здоровая мать, а не это существо, которое отдаленно напоминало ту, в которую он когда-то отчаянно влюбился. Он больше не хотел ее, не хотел ее объятий и поцелуев, как прежде. И что его поразило: Ханна не смотрела с укором.

Она так и сказала, что понимает и признает свою вину в семейном разладе, но все-таки не желает и близко подходить к Софии. Никаких извинений от нее не ждет и вовсе не намерена жаловаться судье, хотя если бы захотела, то могла бы истребовать внушительную сумму денег от Софии в виде штрафа за побои.

Антоний надеялся, что рассказав об этом жене, она смягчится и в какой-то мере будет испытывать чувство вины.

София заявила, что ей плевать на состояние вдовы и что лучше им не встречаться, иначе она за себя не отвечает. Закрылась у себя в комнате, откуда порой доносился грохот и звон. Горничные не решались постучать и стояли под дверью, из-за которой слышались то резкий смех, то сдавленные всхлипывания, то невнятное бормотание. Остальная прислуга разбежалась по дому, лишь бы не попасть под горячую руку хозяйке.

Хотя Антоний и Деметрий не переносили друг друга, они решили, что детям лучше пожить какое-то время у тети Агаты или в доме у маяка, о чем и сообщили Софии.

Эта новость привела ее в еще большую ярость. Женщина сыпала проклятиями и швыряла на пол все, что ей попадалось на пути. Досталось ее мужу и брату, которых она называла предателями. Деметрию снова пришлось сделать ей укол, пока она не нанесла увечья кому-нибудь из домашних или себе.

Так прошла еще одна тяжелая неделя.

Деметрий терял надежду, что поможет сестре. Она выходила из-под его контроля, и, казалось, лечение не давало результатов. София не поддавалась гипнозу, а ведь он хорошо владел этим мастерством и не раз прибегал к нему в крайнем случае.

Но с ней было все иначе.

Их нерушимая прежде связь, сейчас рвалась. Он чувствовал, что сестра закрылась, словно щитом. Ему раз за разом приходилось прибегать к успокоительному, чтобы София могла отдохнуть хотя бы физически.

Половина слуг попросила расчет, и Антонию пришлось отпустить их. Он понимал, что слуги боятся оставаться на ферме. Еще немного, и в доме не останется ни единого работника, а сам он не справится с фермой и хозяйством по дому.

Судя по тому, с каким видом выходил Деметрий от сестры, Антоний понимал, что ей не становится лучше. Если такой врач, как Деметрий, не мог совладать с болезнью, то кто тогда в городе способен на это?

И тогда к исходу второй недели он принял непростое, но верное решение.

Дождался, когда жена проснется и вошел к ней, стараясь не обращать внимание на ее гневный вид. Спросив