слабого человека, ци которого течёт несбалансированно. Ничто, кроме тебя самой, а точнее, той твоей хаотической части, что жаждет поглощать, поскольку твоя энергия уходит от тебя, как вода сквозь песок. Короче, не надо так делать, если ты не защищаешься и не защищаешь других. Но лучше попробуй то, о чём просила. Что делает тебя завершённой? Без чего ты не полностью ты?
Эмань с сомнением посмотрела на телефон и беспроводные наушники.
— Думаю, лучше начнём с этих беленьких штучек.
Эмань упёрлась взглядом на наушники, лежащие у неё на ладони.
— Представь, что это твои пальцы. Пошевели ими, почувствуй, как к ним поступает твоя ци, также как она поступает к твоему сердцу, твоим бёдрам, твоим гла… твоему глазу.
Эмань сосредоточилась, начала дышать по технике Си Ши, дополненной Бровкой.
Внезапно наушники оторвались от ладони. Эмань взвизгнула, они метнулись в сторону обрыва и полетели вниз по склону.
— Чёрт! Боже! Боже, чёрт! — заорала Эмань, не веря в происходящее. Ладно всякие там энергии: это хоть логически ложится на законы термодинамики. Но левитация, перенесение концентрированной энергии из тела…
— Неплохо! А обратно достать сможешь?
Но Эмань от восторга и удивления оглохла.
— Это… это получается… Вот если надроч… вот если взять оружие какое-нибудь и сделать его своей вещью, то можно будет убивать летающим мечом!
Аллату звонко засмеялась.
— Всё-таки ты хочешь разрушать!
— Убивать и калечить, мастер, — уточнила Эмань. — Я понимаю, что несчастья и войны неизбежны, что всегда кто-то будет угнетаем, но, чёрт возьми, я не могу не попытаться ответить за тех, кто не смог ответить за себя! Возможно, я не уменьшу количество несчастья, но хотя бы немного смещу баланс с женщин в сторону ублюдков, которые называют себя мужчинами и очень редко также женщинами.
Лицо Аллату стало серьёзнее и немного растеряннее.
— Не могу поддержать, но могу немного понять. — Тут её глаза снова просияли, и стило снова взметнулось в воздухе. — А пойму ещё лучше, если ты расскажешь мне свою историю!
Эмань снова встала в планку.
— Меня зовут Хонг Эмань, я дитя третьего тысячелетия и азиатского капитализма. Я знаю, что всё имеет свою цену, которую можно увеличить. Цену имеет моё время, моё согласие, моё тело и мои желания, но я хочу узнать ещё одну цену — цену моей крови, что пролью, пытаясь нащупать и вырвать… — тут она осеклась.
— Что вырвать? — тут же заинтересованно спросила Аллату, конспектируя.
Эмань тяжело выдохнула.
— "Свободу" будет звучать банально, да?
— Кто знает? — пожала плечами Аллату. — Я всегда считала себя свободной. Хотя, возможно, не всем везёт иметь её или же чувствовать, что, наверное, не одно и то же.
Когда урожай начал созревать и помощь заклинателей пока не требовалась, в результате чего они могли больше времени уделять занятиям, Эмань наконец нормально познакомилась со своими новыми товарищами и поняла, почему Аллату говорила про Пенгфэя и Донгэя. Им было где-то в районе семнадцати, их уровень культивации был лишь немногим ниже, чем у Бровки, зато владение техниками кунг-фу куда больше. Они не были никакими братьями, но у обоих были русые волосы, овальные лица и вздёрнутые углы глаз. Сначала девушка их постоянно путала, и эти двое чертей не облегчали ей задачу, меняясь ханьфу и надевая картонные маски на лица, при этом страшно обижаясь, если их имена не угадывали. Потом она подметила, что у Пенгфэя взгляд немного злее, потому что он часто щурится.
"Близорукий", — догадалась девушка. Впрочем, проблем с ним это не убавляло. Начать хотя бы с того, что эти двое постоянно пытались её облапать (а может, всё-таки ещё и изнасиловать), для чего применяли свой излюбленный трюк: один идёт навстречу и незаметно ставит подножку, а второй подбегает со спины и при падении прижимает к земле, после чего действуют уже оба в одной стезе, но в разных местах. Эмань их, конечно же, под улюлюканье девчонок избила, насколько представилась возможность, но те в ответ сильно вытянули из неё ци, и девушка потом весь день ходила как после солнечного удара. Однако это была ерунда по сравнению с тем, как они кошмарили всех остальных девчонок среди учеников Аллату и жителей окрестных деревень в целом, иногда затрагивая и парней. Они выбирали себе жертву и сталкерили её целыми днями, то делая пакости, то готовя неожиданные и приятные сюрпризы. Как только несчастная или особо податливый несчастный проникалась симпатией, что было несложно, поскольку оба хулигана были красивы и харизматичны, Пенг и Дон либо исчезали, либо начинали демонстративно игнорировать, либо пытались убить. Если же жертва срывалась и пыталась угробить уже их самих (или хотя бы побить), то попадали меж двух огней и оставались без ци и хорошо если без дополнительных физических увечий.
Эмань долго не понимала, чего им всё сходит с рук, пока Бровка не открыла ей истину: нет у парней никакой родни и о семьях их ничего не известно, Аллату их ещё мелкими у себя приютила. А поскольку и тогда дел у неё было выше крыши, при всём своём богатом жизненном опыте в воспитании маленьких детей она не преуспела, тем более детей людей азиатской расы с их-то темпераментом — камнем, требующем огранки воспитания и манер. У Аллату получалось только любить и учить, что она и продолжала делать.
Так что у Эмань появилась ещё одна причина тренироваться помимо желания решить вопрос с Софи и Такамагахарой, стремления стать лучшей версией себя и суметь уничтожить ёкаев: выбить дурь из обоих парней и поставить их раком. А для этого надо стать сильнее их, и тогда это всё закончится.
Поэтому, ложась у себя в комнате спать, девушка сжимала в руке тот самый скальпель, которым угрожала Софи и пыталась убить кицунэ. Впрочем, и днём она старалась как можно больше тереть его пальцами. Спустя неделю таких упражнений скальпель смог на чуть-чуть оторваться от ладони. Наушники уже летали, но от них толку не было, хотя теперь можно было не бояться их забыть.
Помимо двойного ходячего кошмара были и другие интересные люди, пусть и не такие шумные. Как потом перевела на китайский Аллату, буквально не шумные.
Её звали Тихомира. У неё были голубые глаза и пшеничного цвета кудри, заплетённые в толстую косу до колен, её платье не было похоже ни на ципао, ни на ханьфу, это был сарафан. Ей было шестнадцать и она оказалась с Лукоморья — небесной страны, которая отстыковалась от Тянь-Чжунго около девяти лет назад. А больше белых людей, которые были славянами, в краю
