Райт глянул в ее направлении и отвернулся, бормоча что-то насчет небес и Бога. Его лицевые мышцы расслабились окончательно. Лицо было спокойным, с него исчезла даже злоба.
– Он готов, – сообщил я Терри.
Она посмотрела на командира спецназовцев и кивнула. Чуть-чуть, но он заметил. Коллинз тем временем предприняла еще попытку:
– Райт. Не делайте этого. Еще есть время. Я предлагаю вам…
Я увидел, как дернулся большой палец Райта, прижимающий детонатор. Командир спецназовцев тоже увидел и крикнул:
Звуки автоматных выстрелов перекрыл грохот взрыва, и Тим Райт превратился в огненный шар.
Взрывная волна отбросила нас назад, чуть приподняла, а затем припечатала к асфальту. Терри упала на меня, слава Богу, и я успел ее обнять до того, как все вокруг потемнело. Яркие цветные вспышки погасли, время остановилось. И никаких звуков, будто кто-то повернул выключатель. Не знаю, сколько времени это длилось, наверное, несколько минут.
Выключатель снова повернули, и тишину взорвал вой сирен, крики, гул и шум. Я ухитрился подняться, помог Терри. Мы осмотрелись. Вокруг бегали, суетились полицейские, спецназ, врачи «скорой помощи». Черный дым начал рассеиваться. На месте, где стоял Тим Райт, зияла воронка. Неподалеку что-то горело.
– Я сейчас. – Терри коснулась моей руки и направилась к своим детективам.
Внимательно оглядевшись, я поблагодарил Бога и Чанго за то, что церковь по-прежнему стоит на месте и никто, кажется, не пострадал. Кроме Райта, конечно. Если бы вот так, одним взрывом, можно было стереть с лица земли всю ненависть и злобу!
Вернулись Терри и Перес. Он посмотрел на меня с симпатией. Странно…
– Ну и вид у тебя, Родригес.
Я провел пальцами по лицу. Оно кровоточило. Терри и Перес подхватили меня под руки и потащили к «скорой помощи». Я пытался что-то говорить, даже шутить, но через минуту к моему лицу уже приложили пакет со льдом. Машина тронулась под завывание сирены.
59
Тим Райт стал знаменитым. А вместе с ним и я.
На следующий день многие газеты вышли с моим рисунком на первой полосе. Хорошо, что пока никто не спрашивал меня, откуда он взялся, потому что я не знал, как объяснить.
Жизнь и смерть Тима Райта несколько дней была гвоздем программ почти на всех телеканалах, а также газет и журналов. Везде лишь о нем и говорили. Брали интервью у его соседей в Куинсе. Один сказал, что Райт был «спокойный, вежливый и свой газон всегда держал в идеальном порядке», другой был в шоке и смятении от того, что жил рядом с монстром.
Добрались и до его матери, секретарши на пенсии, шестидесяти лет, которая поплакалась на страницах «Фокс ньюс».
Телевизионщики разыскали жену Райта, она жила у сестры в Йонкерсе. Ее подстерегли, когда она выходила из дома. Симпатичная женщина, миниатюрная блондинка. Репортеры набросились на нее как свора собак, когда она усаживала маленькую дочку в старый «форд-фокус». Она заявила, что фанатизм мужа пугал ее, жить с ним стало опасно, особенно когда в семье ребенок, и она ушла от него несколько месяцев назад.
– Может, мне следовало набраться терпения и подождать? – спросила она, то ли себя, то ли репортера. – И он бы успокоился?
Камера сделала наезд, показав ее лицо крупным планом, наморщенный лоб, печальные глаза. Тяжелая сцена, даже больно было смотреть.
Дентон и Коллинз устроили совместную пресс-конференцию, на ней убедили общественность, что федералы и полиция действовали слаженно и сообща. Каждый приписал себе определенные заслуги. Дентон заявил, что благодаря умелым действиям полиции Нью-Йорка, которая вовремя прибыла на место и оцепила прилегающий район, от взрыва, устроенного Райтом, никто не пострадал, хотя могли быть сотни жертв, а в церкви Святой Сесилии нужно только подремонтировать ступени у входа и дверь. Коллинз сказала, что ФБР раскрыло и обезвредило организации экстремистов по всей стране.
Терри на пресс-конференцию не пригласили, но ее фамилия фигурировала в каждой сводке новостей как руководителя группы детективов, которая вышла на Рисовальщика.
Я провел около шести часов в травматологической клинике Бельвью, где мне подправили нос и наложили на лицо несколько швов. Большую часть времени Терри находилась со мной.
Потом мы расстались. Я поехал домой. Там меня сразу начали одолевать звонки. Предлагали участвовать в телевизионных шоу, выступить в различных программах. Я всем отказал, кроме куратора музея Уитни,[54]предложившего устроить там выставку моих рисунков, сделанных для полиции.
В конце концов я отключил телефон и лег спать.
* * *
Все закончилось. Я так думал, пока не позвонила Терри и не сообщила, что есть серьезный разговор. Я надеялся, что она просто хочет отметить нашу с ней победу, но когда вошел в ее кабинет, сразу понял, что это не так.
– Не буду тянуть, скажу сразу, – начала она. – Я добилась, чтобы вновь открыли дело об убийстве твоего отца.
– Зачем?
– Я думала, что если ты выяснишь, как это случилось, то…
– Но все, что можно было выяснить, уже выяснили тогда. Ведь проводилось серьезное расследование.
– Да, но в то время еще не умели делать анализы ДНК.
– При чем здесь это, не понимаю?
– А при том, что на пистолете, из которого убили твоего отца, тогда еще было взято три образца органики. Слюна и кусочек ткани на курке. Преступник, видимо, прищемил руку, когда его спускал. Образцы заморозили и поместили в банк данных министерства юстиции. А сейчас, когда опять открыли дело, разморозили и сделали анализ на ДНК.
Она протянула мне бумагу. Заключение.
– Два образца принадлежали Уилли Педрере. Ты знаешь, кто он?
Фамилия была мне знакома, но я не мог вспомнить.
– Он отбывает пожизненное заключение в тюрьме «Грин хейвен» за убийство. Неизвестно, долго ли протянет. По моим сведениям, Педрера тяжело болен.
– А третий образец?
– А вот третий образец принадлежит человеку, которого скоро арестуют. – Она ткнула пальцем в строку, где была написана фамилия.
У меня потемнело в глазах. Потребовалось время, чтобы оправиться от шока. Затем я начал умолять Терри повременить с арестом.
Она. молчала, прикусив нижнюю губу.
– Доверься мне еще раз, – произнес я. – Это очень важно.
Она кивнула.
– Спасибо. – Я встал. – Мне нужно обязательно все выяснить самому.
