без помощи Халила впал в немилость у старого султана Мурата и был отправлен в ссылку. Заганосу было велено жить в своём поместье в Анатолии*, а в столице не показываться.
_____________
* Анатолия - азиатская часть Турции.
_____________
"Будь ты проклят, Халил!" - думал Шехабеддин и за многие годы не забыл то горькое время. Он полагал, что за каждую горькую минуту Халил должен заплатить, поэтому с тех пор, как Мурат умер, а Мехмед обрёл власть во второй раз, евнух неустанно стремился сравнять счёт. Золото румов, спрятанное в рыбьих брюхах, стало ещё одной возможностью поквитаться, и евнух собирался использовать её как можно скорее.
"Мехмед должен узнать. И узнать сегодня же!" - говорил себе евнух, следуя в носилках во дворец. Пусть время перевалило за полдень, но для султана день только начался, так что времени на рассказ было довольно. Юный султан Мехмед любит вставать поздно и ложиться поздно, хотя для мусульманина это распорядок необычный.
* * *
Шехабеддин помнил дни, когда султаном был Мурат. Евнухам полагалось будить Мурата на рассвете, чтобы повелитель успел совершить молитву до восхода солнца, а Мехмед, обретя власть, поначалу тоже следовал этому правилу, но затем приказал, чтобы на рассвете его не будили. В дни, когда заседал диван или устраивались большие празднества, следовало будить не ранее, чем за час до начала, а в дни, когда диван не заседал и празднеств не проходило, не следовало будить вообще: евнухи, заранее приготовив господину умывание и одежду, должны были ждать звона колокольчика.
В день, когда Шехабеддин собирался рассказать повелителю о проступке Халила, не было заседаний и празднеств, поэтому султан встал поздно. Затем его одели, подали утреннюю трапезу, и вплоть до конца обеда Мехмед собирался провести время в своих покоях. В первую половину дня он обычно слушал, как ему читали занятные книги, занимался стихосложением или принимал "приятных посетителей", то есть тех, чьё присутствие так или иначе развлекало.
Часто Мехмеда посещали даже невольницы из гарема, если ему не хотелось самому идти в гарем и вести там беседы, слушать песни, смотреть танцы. Юный султан не обременял себя этим, если желал видеть определённую женщину, и потому просто приказывал евнухам, чтобы её незаметно привели.
В "приятные" часы Шехабеддину нечего было и думать о том, чтобы рассказывать повелителю что-либо неприятное. Разве только во время обеда, обычно проходившего так же уединённо, как и утренняя трапеза. Но новость должна была оказаться срочной. Иначе Мехмед спросил бы:
- Не мог рассказать позднее? Зачем испортил трапезу?
После обеда султан посвящал время не очень приятным, но нужным делам: слушал доклады, принимал просителей, подписывал бумаги. Последнее иногда затягивалось до ночи, ведь с каждой бумагой надо было ознакомиться, а покойный Мурат перед кончиной уделял очень мало внимания подобным вещам. Бумаг накопилось множество, и пусть со времени его смерти прошло уже полтора года, это наследство нерешённых дел всё никак не кончалось.
Занятие бумагами прерывалось на ужин и прогулку по саду, а когда наступала ночь, Мехмед, раздражённый множеством неурядиц, с которыми приходилось разбираться, не мог и не хотел спать. Он либо навещал гарем, чтобы успокоиться в женском окружении, либо приказывал евнухам, чтобы пригласили кого-то из "приятных посетителей", принесли вино и лакомства.
Получалось, что Шехабеддин мог сообщить свою новость о золоте румов лишь в период, когда султан считался наиболее занятым: после обеда, но ровно до того момента, пока султан не решит, что хватит дел на сегодня: "Как только мысли Мехмеда вернутся к приятному, он не сможет выслушать неприятную новость без досады на того, кто её принёс". А ведь Шехабеддину вовсе не хотелось заслужить, пусть и в более мягкой форме, участь гонца, принесшего плохую весть.
"Хорошо, что сегодня Халил не собирается на доклад, - думал Шехабеддин. - Так задача ещё более усложнилась бы". А впрочем, если бы великий визир явился, евнух не побоялся бы пробиться на приём прямо перед Халилом, чтобы шепнуть Мехмеду на ухо: "Повелитель, мой долг сообщить тебе, что минувшей ночью я узнал нечто неприятное о человеке, которого ты сейчас собрался слушать".
К сожалению, невозможно было сказать наверняка, как станут развиваться события. Всё зависело от настроения Мехмеда. Именно за этим следовало следить, как мореход следит за ветром, поэтому, прибыв во дворец, Шехабеддин первым делом осведомился у своего заместителя, чем сейчас занят султан.
Оказалось, что повелитель недавно отпустил "приятного посетителя", и эта встреча так подействовала на Мехмеда, что он перешёл в кабинет, чтобы сочинить стихотворение. Юный султан имел привычку проговаривать некоторые строчки вслух, поэтому узнать, чем он занят, можно было даже через закрытые двери, но Шехабеддин решил всё же заглянуть в щелку, чтобы понять настроение поэта.
Мехмед сидел перед столиком для письма спиной к дверям, поэтому не видно было ни огненно-рыжей бороды, ни носа, похожего на клюв хищной птицы. Евнуху виделись лишь белый тюрбан, изящная шея и такая же изящная широкоплечая спина, на которой натянулась ткань исподней рубашки. Рядом лежал жёлтый кафтан, который, очевидно, был наброшен на плечи, а теперь свалился.
По мнению Шехабеддина, придворные поэты не лукавили, когда говорили, что правитель своим обликом похож на льва и ястреба одновременно, но сейчас этот молодой хищник был занят мирным делом. Султан плавно водил в воздухе кончиком тростникового пера и, значит, стих складывался. Окажись иначе, движения были бы резкими, нервными. Но раз всё получалось, это означало, что Мехмед разрешит подавать обед не ранее, чем через полтора часа. Значит, времени на подготовку хватало, и потому евнух решил рискнуть и преподнести свою новость о Халиле именно во время обеда, но так, что султан наверняка похвалит.
Когда Мехмед наконец принялся за трапезу, то увидел, что на скатерти, расстеленной на коврах, по обыкновению стоит множество блюд, но одна небольшая тарелка прикрыта глиняной крышкой. Разумеется, ему стало любопытно, что под ней, но когда он поднял крышку, то удивился:
- Рыба? - Мехмед не ел её ни разу в жизни, поэтому, почуяв непривычный запах, так и замер с крышкой в руке.
Рыбка, лежавшая на тарелке, была жареной, а внутрь евнух велел запихнуть десяток золотых монет.
- Она приготовлена по особому рецепту, который изобретён румами для Халила-паши, - многозначительно произнёс Шехабеддин, хотя прекрасно помнил, что великому визиру присылали сырую рыбу.
Строго говоря, нынешний рецепт был изобретён на дворцовой
