Однако не все так относятся к ценностям. Например, я ни вкоем случае не стал бы рассказывать Твою удивительную историю моему сыну.
Должен признаться, он иногда огорчает меня. Собственные его делане слишком хороши, а заботят его только деньги, только процветание, и иногдамне кажется, что Эндръю ради финансового успеха способен на все, на любуюподлость и даже на преступление. Я пытаюсь внушить ему, что есть в мире высшиеценности, что не все измеряется деньгами, но он, кажется, думает обо мне, как овыжившем из ума старике.
Пожалуй, узнай он об алмазах Твоего отца, ему могло быприйти в голову, что он имеет на них какие-то права, что может претендовать нанаследство моего покойного дядюшки.
Как грустно обнаружить на старости лет, что собственный сыннастолько не понимает меня, живет чуждыми мне ценностями! Грустно оказаться вмоем возрасте столь одиноким!
Впрочем, стыдно проявлять такую старческую слабость иуныние. Жизнь моя прошла неплохо и была, пожалуй, счастливой.
Одно плохо: Россия слишком далеко, и я не надеюсь большеувидеть Тебя, дорогая кузина.
Все больше думаю я о прошлом, о прежних годах, о нашемдетстве. Помнишь ли ты, как августовским вечером мы сидели на ступенях беседкии разглядывали загорающиеся звезды? Орион, Сириус, Кассиопея, БольшаяМедведица, Млечный Путь… Здесь, в Аризоне, и звезды не такие. Хотя, должнобыть, это я не такой — старый и усталый, переживший своих ровесников,переживший свое время. Одно осталось мне — воспоминания…
Твой кузен Иван».
Я положила письмо обратно в конверт.
Значит, алмазы действительно существовали! Прабабка чудомсмогла сохранить их, сберечь… Но тогда где же они? Куда делись после ее смерти?Неужели они находились здесь, в этом нищенском доме, и их нашел тот, ктоперевернул все вверх дном в день ее смерти?
Нет, этого не может быть! Если бы тот, кто орудовал вбабушкином доме, нашел алмазы, он бы затих и исчез с моего пути, получив все,что хотел. Но после этого был еще погром в конторе нотариуса Кулешова, а затем— на кладбище… Должно быть, тот, кто шел по следам алмазов, искал у нотариусабабушкино письмо, искал — и нашел, и осквернил могилу…
Тут я вспомнила, что не прочла еще третье из найденных мноюписем.
Я достала лист из конверта.
Почерк был другой, совершенно незнакомый, ровный иаккуратный.
«Уважаемая мс. Голубева!
С прискорбием должна сообщить Вам о кончине Вашегородственника мистера Джона-Голдбифа. Он тихо скончался в минувшую пятницу всобственном доме в Финиксе. Ваш адрес я нашла, разбирая его бумаги, ивспомнила, что мистер Голдбиф часто вспоминал о Вас. К сожалению, последниегоды он был частично парализован, что лишало его возможности самостоятельнописать письма, прибегать же для этого к чьей-либо помощи он, должно быть,считал унизительным. Мистер Голдбиф был очень добрым и сердечным джентльменом,и мне будет его очень не хватать.
Немного о себе. Я присматривала за вашим родственникомпоследние годы. Он выбрал меня с тем, чтобы слышать русскую речь: я русская,приехала восемь лет назад из Киева. Впрочем, вряд ли это Вам интересно. Бумагии вещи Вашего родственника я передам его сыну Эндрью, хотя, надо признаться,при жизни их отношения были далеко не идеальны, и он даже не считал нужнымнавещать отца в годы его болезни.
Извините, вряд ли это Вам интересно. С уважением, АннаСиницына. Финикс, Аризона».
Я аккуратно вложила письмо в конверт и откинулась на стуле,разминая затекшую шею. Вот оно, значит, как… Значит, эти проклятые алмазы всеэто время были у бабушки. Как ей удалось сохранить их в течение долгоговремени? Вопрос остается открытым. Но так или иначе, они были, были допоследнего времени. И когда сорок дней назад в больнице прабабушка хриплошептала, что оставляет мне алмазы, она пребывала в здравом уме и твердойпамяти. Если бы ей дали еще немного времени, она успела бы объяснить, где же ихспрятала. И тогда я уже стала бы владелицей тех самых африканских алмазов, окоторых рассказывал Иван Францевич…
Я потрясла головой и усилием воли отогнала от себяпрекрасное видение: лучистые камни сияют голубоватым светом. Хотя они могливыглядеть совсем не так, ведь я никогда не видела настоящих алмазов.
Так или иначе, сейчас их нет, они бесследно исчезли, потомучто, если бы они были спрятаны в доме, их давно бы нашли, ведь какой погромустроили. Да здесь просто негде их спрятать, все на виду. Хотя ведь обнаружилаже я тайник для писем… Там больше ничего не оказалось, это точно, я проверила.И зачем тогда бабушка Софья писала, что мне поможет могила Аксиньи Прохоровны?Очевидно, там и были спрятаны бриллианты. И теперь их кто-то оттуда взял. Воттолько кто?
А это как раз я знаю — их взял тот, кто читал прабабушкиныписьма, потому что в России об алмазах никто не знал. Не зря прабабка прожиладолгую и тяжелую жизнь, она понимала, что, если хоть кому-нибудь проговорится одрагоценных камнях, жить ей останется несколько часов, при нашей-токриминальной обстановке.
Писем от американского кузена никто не читал, кроме меня ибабушки. Их просто не нашли. Значит, кто-то читал ее письма в Штатах, в самойАризоне.
Ну да мне теперь все равно, где были алмазы, раз уже их нетни в этом доме, ни в сейфе у нотариуса, ни в могиле Аксиньи ПрохоровныКоленкоровой…
Коленкор… я вспомнила, что обещала отдать тете Дунеколенкоровые занавески. Нужно снять их, потом поймать кота и уходить отсюда, ато вон уже скоро стемнеет…
Я подвинула к подоконнику стул и собиралась уже встать нанего, как вдруг появилась все та же беспокойная близорукая мышь. Очевидно, онаникак не могла совладать со своим любопытством, либо же ей срочно нужно былокуда-то пройти — может, у нее дети брошены или муж загулял… Так или иначе, мышьочень упорно выползала на свет божий, и кот, разумеется, не мог ей этогоспустить. Завидев черное косматое чудовище, мышь так испугалась, словно не онатолько что удирала от него под половицу. Она шарахнулась в сторону и с разбегузаскочила на стул. Тут уж я завизжала и отпрыгнула подальше — ужас до чегобоюсь мышей! Очевидно, та совсем потеряла голову от страха, потому что вместотого, чтобы соскользнуть на пол и искать спасения в щелях пола, она зачем-то постенке добралась до подоконника и вцепилась лапками в занавеску. Тут Бафатионсовершенно озверел, одним прыжком вскочил на подоконник и тоже вонзил все когтив занавеску, примериваясь, как бы половчее схватить нахалку. Мышь упорно ползлавверх к карнизу, кот подпрыгнул и повис на занавеске.
Не зря тетя Дуня уверяла меня, что коленкор — очень прочныйматериал. Действительно, под тяжестью кота занавеска не порвалась, но затосломался карниз. Металлическая полая труба разъехалась точно посредине, и напол из нее посыпались круглые полупрозрачные голубоватые камешки.
