Шахерезада заметила приближение утра и умолкла, не желая по своей скромности злоупотреблять разрешением царя.
А когда наступила
ДЕВЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,
она продолжила:
Пренебрежительно оттолкнула злоумышленника, и его подобрала служанка, которая вынесла его из замка своим обычным способом.
И с тех пор царская дочь отвергла поэта, ведь она не могла простить ему подмену. И чтобы избавиться от боли и сожалений, он сочинил следующую касыду[67]:
Прощай, красотка Фатима! Пусть счастье,
Несмотря на мой уход, останется с тобою!
Увы! Не так давно несчастный Муракиш
Был восхищен твоею красотой,
Твоей походкой плавной, что напоминает
Движенье страуса, твоею светлотой,
Подобной водной глади, прекрасными зубами,
Омытыми душистою слюной, росе подобной!
О, гладкость щек твоих — монеты серебро!
А рук с браслетами краса! А волны черные кудрей!
Ты наполняла мои ночи напролет, пронзая сердце.
Но — увы! — пора проститься. Все исчезло.
Великодушный Муракиш! Идя на поводу у друга,
Ты все разрушил, разломал. Кусай теперь
Себя за пальцы — все напрасно! Зачем решился
Ты прихоти чужие исполнять?
Увы! Пропало все, и это — ах! — не сон!
Ведь ты не спишь, а сон чудесный, дивный
Тебе смотреть теперь запрещено!
Поэт Муракиш был одним из тех, кто умер от любви.
И, рассказав эту историю, молодой человек сказал своим слушателям:
— Прежде чем мы доберемся до исламских времен, послушайте еще этот рассказ о царе киндитов[68] и его жене Хинде.
И он поведал следующее:
МЕСТЬ ЦАРЯ ХУДЖРА
Из преданий древних отцов нам стало известно, что царь Худжр, вождь племен киндитов и отец Имру аль-Кайса[69], величайшего поэта древности, был человеком среди арабов, которого больше всего боялись за его свирепость и бесстрашное безрассудство. И он был так суров даже с членами своей семьи, что его сыну, принцу Имру аль-Кайсу, пришлось бежать из шатров отца, чтобы дать волю своему поэтическому гению, потому что царь Худжр считал, что публично называться поэтом было бы для его сына пренебрежением к его знатности и высокому положению.
И однажды, когда царь Худжр находился далеко от своих земель, участвуя в военной экспедиции против враждебного племени Бани Асад, случилось так, что кодайды, его давнишние враги, внезапно вторглись под командованием Зийада на его земли. Они совершили этот набег, захватив значительную добычу, огромные запасы сушеных фиников, множество лошадей, верблюдов и крупного рогатого скота, а также множество женщин и девочек-киндиток. И среди пленниц Зийада была самая любимая жена царя Худжра, прекрасная Хинда, жемчужина его племени.
И как только известие об этом событии дошло до царя Худжра, он поспешил вернуться назад со всеми своими воинами и направился к тому месту, где думал встретить своего врага Зийада, похитителя киндиток. И, довольно быстро добравшись до лагеря кодайдов, он встал от него на некотором расстоянии и немедленно послал двух проверенных разведчиков, Сали и Садуса, чтобы они обследовали место и собрали как можно больше сведений о войсках Зийада.
И этим разведчикам удалось незаметно пробраться в лагерь. И они собрали ценные данные о численности врага и расположении лагеря. И после нескольких часов, потраченных на осмотр всего, что должно было быть осмотрено, Сали сказал своему товарищу Садусу:
— Все, что мы только что видели, кажется мне достаточным для того, чтобы рассказать царю о Зийаде и его войске. И я немедленно сообщу Худжру обо всем, чему мы стали свидетелями.
Однако Садус ответил:
— А я не уйду, потому что мне еще нужно разузнать кое-какие детали.
И он остался в лагере кодайдов.
Когда настала ночь, люди Зийада пришли, чтобы присмотреть за шатром вождя своего, и расположились вокруг него группами. И Садус, разведчик Худжра, опасаясь быть обнаруженным, смело хлопнул рукою по плечу одного из охранников, который сидел на земле, как и другие, и повелительно обратился к нему:
— Кто ты?
И охранник ответил:
— Я сын такого-то.
И Садус сказал ему ясным и твердым голосом:
— Это хорошо.
А затем он подошел и сел рядом с палаткой вождя Зийада, и никто не подумал его побеспокоить. И вскоре он услышал разговор внутри палатки. Это был голос самого Зийада, который, встав рядом со своей прекрасной пленницей Хиндой, целовал ее и заигрывал с нею. И среди прочего Садус услышал следующий диалог.
Голос Зийада сказал:
— Как ты думаешь, Хинда, что бы сделал твой муж Худжр, если бы знал, что прямо сейчас я нахожусь с тобою бок о бок?
И Хинда ответила:
— Он бы покарал тебя смертью! И он обязательно побежит по твоему следу, как волк, и остановится лишь перед твоими палатками, кипящий от гнева и ярости, жаждущий мести, и рот его будет полон пены, как у верблюда, который ест горькие травы.
И Зийад, услышав эти слова Хинды, был охвачен ревностью и, ударив свою пленницу, сказал ей:
— Я понимаю тебя. Худжр — это дикий зверь, тебе он нравится, ты его любишь, и ты хочешь унизить меня.
Но Хинда резко воскликнула:
— Клянусь аль-Лат, аль-Уззой и Манат[70], нет мужчины, которого бы я ненавидела больше, чем мужа своего Худжра. И раз уж ты меня спрашиваешь, к чему мне скрывать от тебя мысли свои? По правде говоря, я никогда не видела человека более бдительного и осмотрительного, чем Худжр, независимо от того, спит он или бодрствует.
И Зийад спросил ее:
— Как это? Объясни.
И Хинда сказала:
— Слушай же. Когда Худжр спит, он держит один глаз закрытым, а другой открытым, и половина его существа всегда начеку. И это именно так, ведь однажды ночью, когда он спал рядом со мной, а я наблюдала за его сном, из-под циновки внезапно появилась черная змея и поползла прямо к его лицу. И Худжр во сне инстинктивно отвернулся. А змея проскользнула по руке к его раскрытой ладони. И Худжр немедленно сжал ее. Затем смущенная змея двинулась к его вытянутой ноге. Но Худжр, все еще спавший, согнул ногу и подтянул ее. И сбитая с толку змея, не знавшая, куда ползти, решила покуситься на миску с молоком, которую Худжр советовал мне всегда ставить возле его кровати. И, оказавшись у миски, змея начала пить молоко, но затем ее стошнило прямо в миску. И я при этом зрелище подумала, радуясь в душе своей: «Какая неожиданная удача! Когда Худжр проснется, он выпьет это отравленное молоко
