Книга Лунный камень Сатапура - Суджата Масси

Спросить Первин, охотничий домик вообще не отличался чистотой. Но старик, возможно, имел в виду что-то другое.

— Вы хотите сказать, комната в том же состоянии, что и в момент его смерти?

Он коротко кивнул.

— Я туда не заходил. Да никто и не стал бы трогать его вещи. Накличешь беду.

Нетронутая комната может о многом ей рассказать.

— Вам не обязательно туда со мной заходить. Я готова пойти на риск.

Бабурам закрыл глаза и, видимо, произнес молитву. Потом открыл и ответил чуть слышным шепотом:

— Да хранит вас ваш бог.

По всему верхнему этажу охотничьего домика тянулся широкий коридор. Стены были увешаны шкурами и головами животных — Первин старалась на них не смотреть. Вот и верь в охранительную силу Араньяни. Первин спросила у Бабурама, есть ли в домике зенана, он покачал головой.

— Женщины сюда приезжают редко, — сказал он. — Одна только чоти-рани.

Первин продолжила осмотр и вскоре поняла, что постройка напоминает ей охотничий домик в Котсвольде, где она была на приеме вместе с Элис, — стало ясно, что махараджа Мохан Рао пытался создать обстановку, способную впечатлить гостей-англичан. Многие двери были приоткрыты, за ними виднелась мебель в пыльных заплесневелых чехлах. Тут и там она подмечала гнезда, а также приметы того, что в комнатах живут, — правда, спят не в кроватях, а на циновках на полу. Комнатами явно пользовались слуги, которые остались охранять дом.

В конце коридора находилась дверь отчетливо ниже других.

— Детская, которую вы желали видеть, — тихо пояснил Бабурам.

Внутри стояли две кровати под балдахинами и колыбель. Одна кровать была застелена, на другой лежала кучка полуистлевшей ткани.

Первин медленно подошла к этой кровати.

— Вещи так и лежат тут? Почему?

— Одежда осквернена, прикасаться к ней — накликать беду, — ответил слуга. — Убирать ее незачем. А тело увезли во дворец, чтобы раджмата могла его омыть.

— Она, а не мать князя, — уточнила Первин, вспомнив про горе Мирабаи.

— Да. Князь сказал, она слишком сильно горюет после смерти своего достопочтенного мужа, махараджи. Нельзя ей показывать тело. — Бабурам смотрел мимо Первин, лицо его было мрачно, он явно вспоминал тот тяжелый день. — Когда тело омыли и облекли в чистые одежды, обряд совершили на озере, и он отправился в следующую жизнь.

Первин протянула руку и приподняла кусок ткани, надеясь, что не нарушает никаких правил. То была наволочка от подушки, снизу к ней прилип черный волос. Волос князя. Чувствуя, что все на нее смотрят, Первин сложила наволочку и вернула на место.

После этого она взяла в руки хлопковые штанишки, почти полностью истлевшие, хлопковую жилетку. От джодпуров остались лишь длинные полосы ткани, заляпанные грязью и кровью. При виде бурых пятен сердце ее пустилось вскачь. На месте была и маленькая зеленая бархатная пагри, украшенная сапфирами, — она, видимо, свалилась у князя с головы.

Первин поразило, что эти очень бедные люди все-таки не продали пагри. А потом мысли ее обратились к тому, чего здесь не хватало.

— А на князе был кафтан или рубаха?

Старик покачал головой.

— Кафтана не было.

Тут ей пришла в голову еще одна мысль. Если князя загрыз леопард, вся одежда должна быть залита кровью. А тут ржавые потеки, при этом джодпуры, если не считать крупных дыр, все в мелких порезах — как будто ткань кололи острым ножом.

Может, это действительно следы зверя. Она вспомнила слова Мирабаи о том, что накануне того дня, когда обнаружили тело князя, она видела в небе стервятников. Вдруг это следы их клювов? Значит, когда они прилетели, князь, скорее всего, был уже мертв, но еще не растерзан. Выходит, убил его не леопард, как считал доктор Эндрюс.

И куда пропала верхняя одежда?

Возможно, нетронутый кафтанчик может рассказать о том, что нападения леопарда или тигра не было вовсе.

— Я вас очень прошу, — сказала она, зная, что, скорее всего, получит отказ. — Мне нужно забрать эти вещи с собой.

— Они вам не принадлежат, — возразил Бабурам. — И накличут беду.

— Их нужно показать представителям властей, — сказала Первин. А не услышав ответа, добавила: — У вас внизу висит портрет очень могущественного англичанина.

Старик бросил на нее опасливый взгляд и ничего не ответил.

— Я не хочу, чтобы новый вице-король, лорд Рединг, вынужден был сюда приехать, — произнесла Первин внушительно. — Если я доставлю эту одежду к нему в кабинет, ему не придется ехать за ней лично. И тогда вы все будете в безопасности.

Все сомнения тут же слетели с лица у Бабурама. Он не стал возражать, когда Первин сняла свою дорогую шаль и аккуратно завернула в нее все тряпки.

Когда они снова тронулись в путь, солнце уже скатилось вниз до половины. Лакшмана явно сердило то, что она надолго ушла наверх с Бабурамом. Это отняло примерно двадцать минут. Пути оставалось около полутора часов, света — около часа.

— Сделайте что сможете, — сказала Первин.

Она знала, что спереди на паланкине есть фонари, которые можно зажечь. Оставалось надеяться, что их света хватит и осветить дорогу, и отогнать хищников. Первин больше не задергивала шторы, а вместе с носильщиками высматривала диких животных. Взглядом она искала во тьме горящие глаза, а мысли все возвращались к опасности, исходившей от людей. Вандана и Язад — они достаточно богаты и родовиты, чтобы попирать общественные преграды. Родерик Эймс, страдающий от своего положения парии и среди индийцев, и среди англичан. Князь Сваруп, которому не суждено править Сатапуром, потому что он родился вторым. И даже Адитья, который в приступе гнева тут же выхватил нож, представлял определенную опасность.

Кроме того, ее угнетала мысль об изуродованном портрете бывшего вице-короля. Нужно было спросить Бабурама, знает ли он, кто совершил этот дерзкий поступок. Скорее всего, кто-то из аристократов — ибо кто еще мог позволить себе такое?

Смеркаться начало, когда они добрались до деревни, где они с Лакшманом побывали два дня назад. Перед хижинами горели костерки, на которых готовили еду, они казались маяками и указывали путь. Когда они вышли из деревни и углубились в лес, огоньки скрылись. Первин увидела очертания деревянного указателя — она знала, что им отмечена тропа, ведущая в гостевой дом. Указатель вроде бы говорил о том, что путешествие скоро благополучно завершится, но он же напомнил Первин, что ее ждет неловкая ситуация. Она объявила Колину, что не будет ночевать в гостевом доме. Теперь-то она понимала: столь бурная реакция вызвана тем, что она боялась самой себя. Ей очень не хватало эмоциональной и физической привязанности, столь же реальной, сколь и изгиб