от нее, не хочется вовремя добраться до места? Или они поставили паланкин, потому что он того и гляди сломается снова?
Лакшман подошел к окошку.
— Они очень голодны. Нужно поесть.
Голодные — значит, без сил, да она и сама изголодалась.
— Я понимаю. Где ближайшая деревня?
— Деревни тут нет, — ответил Лакшман, оправляя складки своей лунги. — Но впереди старый охотничий домик. До всех этих трагедий там охотились князья. Там же мы взяли балки для ремонта паланкина. Люди, которые там живут, сделали всю работу, им нужно заплатить.
Вот в чем подлинная причина остановки. У Первин тут же возник еще один вопрос:
— А почему по пути во дворец мы не проходили мимо охотничьего домика?
— Проходили поблизости. Помните, вы заметили башню? Дорогу туда часто заливает. — Лакшман повел рукой по диагонали, обозначая склон. — Поэтому в сезон дождей мы идем более длинной дорогой.
— Хорошо. — У Первин в голове мелькнула одна мысль. — Давайте там остановимся, я не возражаю.
Носильщики сменились, охранники взяли паланкин и наоборот. Первин показалось, что после решения пойти поесть они шагают быстрее.
Через полчаса они были на месте. Охотничий домик оказался местом примечательным — деревянная постройка, напомнившая ей поместья, которые она видела в сельской Англии, но с индийскими деталями: стрельчатые окна, тяжелая медная дверь. Штукатурка кое-где облупилась, ее явно пора было поновлять, на участке рядом с домом росли овощи — Первин сообразила, что ими питаются здешние работники, поскольку правители больше не приезжают на охоту. При приближении паланкина из домика выбежало полдесятка детишек в живописных лохмотьях и поношенных дворцовых форменных курточках; вслед за ними, но более степенно, вышли несколько мужчин.
Паланкин опустили на землю более плавно, чем раньше, Первин вышла, завернувшись в кашемировую шаль, приняла предложенную ей медную чашку с чаем. Чай был горячий, но не слишком сладкий. Она едва не попросила сахара, но тут же сообразила, что его, скорее всего, нет. До ближайших деревень отсюда было далеко, и, если работники жили в покинутом охотничьем домике и не получали жалованья, вряд ли они могли позволить себе такую роскошь.
Коренастый мужчина в грубой крестьянской одежде готовил пшеничную ротию — пшеница, вспомнила Первин, изображена на княжеском гербе. Она допила чай и взяла миску с ротией, которую ей в знак почтения протянули первой. Потом накормили и носильщиков — они с жадностью принялись за еду.
Доев ротию, Первин спросила, сколько должна за ремонт паланкина. Старик в выцветшей дворцовой форме назвал сумму, шесть анна — гораздо меньше, чем она ожидала.
— Черное дерево — ценная порода, — заметила Первин, передав ему монетки. — Если у вас тут целая роща, древесину можно продавать столярам.
— Черное дерево здесь не растет, — ответил старик, вглядываясь в нее глазами, помутневшими от катаракты. — Балки мы сняли со сломанной кареты, которую бросили здесь год назад.
— А могу я зайти в дом? — спросила Первин.
Мужчины нахмурились и что-то забормотали, обращаясь к Лакшману. Он сделал шаг вперед и тихо сказал:
— Бабурам говорит нет. Это теперь их жилище, не на что там смотреть.
— Я никому не стану сообщать, что они сделали с мебелью и прочим. Меня это не волнует. Но я хотела бы видеть, куда принесли Пратапа Рао… после трагедии. — Она умоляюще посмотрела на пожилого Бабурама; тот заколебался, но потом кивнул.
Окна стояли нараспашку, чтобы впускать свежий воздух, железные решетки были все в пыли, паутине и мертвых насекомых. С больших старинных люстр и с изящной лепнины на потолке тоже свисала паутина.
Из мебели остался один лишь стол из красного дерева. Лепные стены оголились, на месте картин остались бледные квадраты. Сохранился лишь портрет бывшего вице-короля Индии лорда Чемсфорда в полный рост. От длинного носа до самого низа картины змеилась черная полоса.
Что это — след от сырости или подспудный политический комментарий?
Первин перевела взгляд с испорченного портрета на Бабурама. Негромко спросила:
— Вы были здесь в день гибели князя?
Бабурам кивнул.
— Я здесь уже пятьдесят два года. И тогда был, и сегодня на месте.
Первин пошарила в кошелечке, который носила на поясе, под паллу сари. Вытащила две анна, вложила в руку старика.
— Полагаю, в ту ночь поднялся страшный переполох. Вы его помните?
Старик взял монетки, опустил в карман на кушаке и кивнул.
— Мы его все искали. Князь Сваруп всем велел идти в лес, с факелами. Но ночью мы его не нашли. Только на следующий день.
— А кто именно нашел?
— Князь. Собственноручно принес мальчика домой. Плакал так, будто погиб его собственный сын.
— Что еще случилось?
— Он же велел инженеру съездить за чужеземным врачом. Как будто чужеземный врач умеет возвращать к жизни! — Старик качнул головой.
— Инженеру? — повторила Первин, потрясенная. — А как его звали?
— Он не сказал. Смуглый англо-индиец.
Первин соображала: Родерик Эймс водил дружбу с сатапурскими князьями, но ни словом не обмолвился об этом за ужином в гостевом доме. А может, все было не так: он просто проезжал мимо и предложил свою помощь.
— А до того вы видели этого инженера в обществе князя Сварупа?
Бабурам отрицательно покачал головой.
— Кто еще участвовал в охоте?
— Главным был князь Сваруп, а с ним шут, шесть грумов и четыре загонщика.
— Загонщика? — Первин повторила незнакомое слово, которое старик произнес по-английски.
— Которые выгоняют диких зверей с лежки.
Первин стало жалко зверей, но нельзя было отвлекаться от человеческих дел. Похоже, возможность убить князя была у многих — равно как и возможность его найти.
— А почему князь Сваруп послал инженера за врачом?
— Я там не был, не знаю. Но если погибает махараджа, всегда зовут английского врача, чтобы он определил причину смерти. Он приехал только на следующий день, погребальный обряд пришлось отложить. Тем и накликали беду. Семья до сих пор скорбит.
Возможно, доктор Эндрюс проводил операцию или принимал пациентов, выехать сразу не смог. Наверняка именно из-за этой задержки махарани его и недолюбливают. Первин заподозрила, что врач просил ее не задавать лишних вопросов потому, что не хотел, чтобы его перед ней выставили в дурном свете. Что, интересно, он пропустил?
— Я хотела бы осмотреть комнату, куда положили махараджу.
Бабурам тут же насторожился.
— Не стоит.
Это убедило ее, что провести осмотр необходимо. Первин вдохнула поглубже, почувствовала, как кушти плотно облек талию, напомнив ей о ее долге.
— Я вас очень прошу. Мне нужно узнать как можно больше о гибели князя. От этого зависит благополучие всей семьи.
— Махараджу положили в старой детской, — пробормотал Бабурам. — Я не хочу ее никому показывать, потому что там
