подаст. Свищет слишком уж хорошо. Просто соловей-разбойник: кони на колени падают.
Мы крались дальше, и сапоги наши мягко ступали по мокрой, лоснящейся, как мак, земле. Я подошел к окну: Дуботолк был в комнате и нервно ходил из угла в угол, часто поглядывая на стенные часы.
Я никогда не видел такого лица. Это был другой Дуботолк, и тут, наедине с собою, конечно, настоящий. Куда подевались доброта, рассудительность, румяное лицо рождественского деда. Это лицо было желтым, с изрядно опущенными углами рта, с резкими морщинами у носа. Глаза запали, смотрели мертво и мрачно.
Я ужаснулся, когда увидел его, как ужасается человек, проспавший ночь в кровати и лишь утром нашедший в ней змею, которая залезла туда ради тепла.
«Как я мог быть таким беспечным?» — с ужасом подумал я.
Нет, с ним надо было кончать. Он сам опаснее, нежели десять диких охот. Хорошо, что я лишил его тогда на некоторое время возможности ездить верхом, иначе мы бы легко не отделались. Он бы не поехал прямо на пули, он бы не дробил отряд, он бы раздавил нас с Рыгором, как котят, копытами своих коней, и сейчас мы лежали бы где-то на дне Прорвы с выколотыми глазами.
— Присылай сюда, Рыгор, человек семь. Они будут выбивать дверь тут, вы — с парадного входа, а я попробую отодрать доску в мшанике и броситься на него. Только всем сразу.
И я вытащил из кармана револьвер.
— А может, попробовать выдать себя за охоту, постучать в окно и, когда откроет, схватить. Родственников он на эту ночь отослал, один в доме,— предложил Рыгор.
— Ничего не получится. Это хитрый лис.
— А все-таки попытаться... Понимаешь, крови жалко...
— Смотри, хлопец, чтобы хуже не было,— покачал я головою.— Но попробуй.
Коней подвели к дому, люди мои заговорили. Я с радостью увидел в окно, что лицо пана Рыгора просветлело, как будто он дождался наконец. Он пошел со свечой к двери, но вдруг остановился, недоумение отразилось на его лице. В тот же миг он дунул на свечу и комната погрузилась во тьму. Дело срывалось.
— Хлопцы! — крикнул я.— Окружайте дом.
Послышался топот бегущих ног, окрики. С двух сторон начали ломать двери, бить в них тяжелым. А из мезонина сразу прозвучал выстрел, и я услышал, как кто-то рядом со мною испуганно ойкнул. Еще выстрел.
И сразу за выстрелом раздался с высоты нечеловеческий от ярости голос Дуботолка:
— Обложили, собаки. Погодите! Шляхта так не сдается!..
Из второго окна мезонина вылетел сноп огня. Дуботолк, видимо, перебегал от окна к окну, стреляя во все стороны по подступающим людям.
— Ого, да у него там целый арсенал,— тихо произнес Рыгор.
Слова его прервал еще один выстрел. Молодой парень рядом со мною покатился по земле с пробитой головою. Дуботолк стрелял лучше самого лучшего охотника-полешука. Еще выстрел.
— Прижимайтесь к стенам! — крикнул я.— Там пули не заденут.
Пули наших парней, стоявших за деревьями, отбивали щепки от бревен мезонина, брызгали штукатуркой. Но понять, в каком окне появится Дуботолк, было невозможно. Победа наша обещала быть пирровой.
— Андрей! — гремел голос Дуботолка.— Ты тоже получишь свое. За моей душой пришли, дьяволы,— отдадите свои души. Шляхта белорусская не сдается!
Я хорошо знаю, как держат себя крестьяне во время бунтов. Достаточно нескольких неожиданных выстрелов — и возникает паника. Но это были наши лесовики, белорусская лесная кровь, привыкшая к опасности, стойкая даже перед смертью, охотники, меткие стрелки, лучше всяких солдат.
Эти не побегут.
— Факелы зажигайте,— крикнул я.— Бросайте их на крышу.
В тот же миг полыхнули вокруг дома три десятка огней. Некоторые из них, описав в воздухе полукруг, падали на крышу и, разбрызгивая вокруг себя смолу, постепенно начинали протягивать языки пламени к окнам мезонина. В ответ на это послышался рев.
— Сорок на одного! Да и то огнем пользуетесь! Благородство!..
— Замолчи! — ответил я,— А на одну девушку двадцать всадников выпускать благородно?! Вон они, твои всадники, сейчас в трясине лежат И ты там будешь.
Дом Дуботолка пылал. Желая быть подальше от стенки, я метнулся к деревьям и едва не упал — пуля «короля Стаха» пропела возле моего уха, даже волосы зашевелились. Но я все-таки стал за дерево и начал следить.
Пламя охватило мезонин. В один из моментов лицо Дуботолка и его тень появились в одном окне. Я вскинул револьвер и сразу выстрелил.
Дуботолк дико взвыл.
Пламя заглядывало в мезонин, и там, в огне, сами начинали стрелять заблаговременно заряженные ружья. Мы успокоились и совсем было отошли от дома, превратившегося в сплошную свечу, когда внезапно голос парня у коней встревожил нас. Мы глянули в ту сторону и увидели Дуботолка, который выбрался из заброшенного подземелья саженях в пятидесяти от дома.
— А-ах — проскрипел зубами Рыгор — Забыли, что у лисицы в норе всегда второй ход имеется.
А Дуботолк, петляя, мчался по направлению Волотовой Прорвы. Правая рука его висела. Видимо, я все-таки угостил его.
Он бежал со скоростью, неожиданной для его полноты. Я выстрелил из револьвера — далеко. Целый залп вырвался из ружей моих людей — хоть бы что. Дуботолк пробежал небольшой лужок, с маху бросился в болото и начал прыгать по кочкам, как кузнечик, с такой быстротой, что в глазах рябило. Оказавшись на безопасном расстоянии, он погрозил нам кулаком.
— Держитесь, крысы!..— долетел до нас его страшный голос.— Ни одному из вас не жить. Шляхетством, именем, кровью своей клянусь — вырежу вас вместе с детьми.
Мы были потрясены. Но в этот миг свист такой силы, что у меня заболело в ушах, раздался над болотами. Я взглянул в ту сторону и при свете пожара увидел, как парень ткнул одному коню прямо под хвост колючий сухой бодяк. Опять свист...
Стадо дико ржало. Кони вставали на дыбы. Поняв план этого юноши, мы бросились к дрыгантам и начали хлестать их. В следующее мгновение охваченное паникою стадо помчалось к Волотовой Прорве. На некоторых конях еще остались фигуры ложных охотников.
Дикий стук копыт разорвал ночь. Кони мчались как бешеные. Дуботолк, видимо, тоже понял, чем это попахивает, и, отозвавшись безумным криком, побежал со скоростью отчаяния по болотной тропе. Он наддавал, а кони мчались за ним, приученные к этому тем, кто сейчас убегал от них.
Мы видели, как яростно мчалась дикая охота короля Стаха, лишенная всадников. Развевались по ветру
