ограду пивного сада и направляюсь в сторону метро.
Джесс
Ни на секунду не поверю, что у Алекса что-то случилось на работе. Во-первых, он сегодня не работает. Во-вторых, ему явно было так же мучительно неловко, как и мне. Знакомить парня с существующим другом — чертовски тяжелая работа. Тем более, когда существующий друг… ну, я даже не собираюсь погружаться во все это. Джеймс милый и обаятельный, и когда я возвращаюсь из туалета, он сидит и довольно счастливо болтает с Джен и ее парнем. Вот, видите. Идеальный материал для бойфренда. И, объективно говоря, он хорош собой, в некотором роде шикарный парень. Я не имею в виду, что я объективна. Мне следовало бы быть субъективной. Но, ох, вы же понимаете, что я имею в виду. Просто…
Интересно было бы узнать, имеет ли это экстренное сообщение, если оно вообще было, какое-то отношение ко всей этой истории с Элис. Он больше ничего не говорил об этом, но мне интересно, участвует ли она в гуще событий, каким-либо образом. А затем я должна напомнить себе, что это не имеет ко мне никакого отношения, потому что я с Джеймсом, и Алекс может делать, что хочет. Он друг, вот и все. И ведь нет вообще никакой причины, по которой подруга не отправила бы ему сообщение, чтобы спросить, все ли в порядке, не так ли?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Джесс
2 октября
— У нас встреча в половине двенадцатого, — Камилла, операционный директор, высовывает голову из-за моего стола. В офисе открытой планировки царит шум и оживление, потому что приближается одна из крупнейших издательских выставок во Франкфурте, и у нас в продаже появилось несколько больших книг. Я была так погружена в работу, что не видела Джеймса всю неделю, а сегодня вечером мы должны были пойти в кино сразу после работы. Втайне я думаю, заметил бы он, если бы я просто вздремнула два часика вместо просмотра фильма. Несмотря на то, что я поздно вернулась домой с работы и планировала сразу лечь спать, прошлой ночью все в доме засиделись на кухне, играя в убийственную игру в карты, распивая бутылку, ладно, несколько, вина и заказывая пиццу в полночь. Я проспала, наверное, часа четыре, все болит, а голову словно кто-то использовал в качестве груши для битья. Когда на моем столе пиликает телефон, я поднимаю его, ожидая, что это Джеймс, но это моя мама.
Бабушка Бет не очень хорошо себя чувствует. Позвони мне.
Такое чувство, что мой желудок только что провалился сквозь пол. Кладу телефон обратно на стол лицевой стороной вниз, чтобы не видеть сообщение, и автоматически встаю, отодвигая стул. Мои руки лежат на столе, костяшки пальцев побелели. Я прерывисто вздыхаю.
— Джесс, — ласково произносит голос позади меня. — Ты в порядке?
Я оборачиваюсь, все еще держась за стол. Это Камилла.
— У тебя такой вид, будто ты увидела привидение. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Только что пришло сообщение, что моя бабушка Бет неважно себя чувствует, — я смотрю на фотографии, где мы вдвоем, стоящие на моем столе. Фотографии меня, когда я была крошечным ребенком, сидящим у нее на коленях, еще одно наше фото, где она держит меня за руку, когда мне было десять и я получила пару роликовых коньков на Рождество. Есть фотография, на которой она стоит в университете Кардиффа в день моего выпуска, а Бекки улыбается на заднем плане. Меня немного подташнивает, и я снова сажусь в кресло.
— Давай я принесу тебе стакан воды, — говорит Камилла.
Я смотрю на часы. Уже двадцать минут двенадцатого. Почти время нашей встречи.
— Вот, держи, — она протягивает мне воду и, как ни странно, салфетку. — Итак, что мы можем сделать?
Я качаю головой:
— У нас встреча в половину.
— Тебе не обязательно быть на встрече, — мягко говорит Камилла. — Тебе нужно отправиться домой и повидаться с ней?
Я переворачиваю телефон, снова глядя на четкие слова, подсвеченные на фоне меня, Джен и Софи в лыжной одежде, смеющихся на снегу в Новый год. Меня мучает чувство вины из-за того, что я переехала в Лондон и не навещала бабушку Бет так часто, как следовало бы.
— Думаю, может, и так.
— Хорошо. Предоставь это мне. Мы можем дать тебе отпуск. А теперь почему бы тебе не вернуться домой, не разобраться с делами, не собрать сумку и не сесть на поезд до… где это?
— Борнмут, — говорю я, мой голос звучит странно слабо и как будто издалека.
Как только я выхожу из поезда, то чувствую, что море неподалеку. В воздухе что-то есть — открытость огромного неба, раскинувшегося над нашими головами, и, конечно, запах озона с пляжа. Я прыгаю в такси и направляюсь прямиком в больницу с дорожной сумкой на плече.
Уезжаю домой на несколько дней, потому что бабушка Бет нездорова, я написала Бекки. Ее ответ, я смотрю на часы, понимая, что она, вероятно, только что закончила работу, вспыхивает, когда я сажусь в такси.
Бедная ты деточка. Передавай ей мою любовь. Держи меня в курсе.
Обязательно, отвечаю я.
Когда я добираюсь до больницы, на мгновение останавливаюсь, не зная, куда идти. Мне приходит в голову, абсолютно иррационально, что если бы Алекс был здесь, он бы знал. Я направляюсь к стойке администратора, и мне говорят, что она прошла сортировку и находится в боксе. Я следую инструкциям администратора и пробираюсь через вращающиеся двери в коридор, заполненный людьми. На пластиковом стуле сидит молодая женщина, с ее руки свисает капельница. Сидит молодая пара с бледными и обеспокоенными лицами, держа на руках ребенка. Я слышу свою мать прежде, чем вижу ее.
— Это смешно, — говорит она. — Мы здесь уже восемь часов, а ее так и не поместили в палату. Как вы думаете, сколько еще это продлится?
Маленькая женщина в розовом больничном халате, ее косы убраны с лица широкой лентой, смотрит на меня, когда я выглядываю из-за занавески. Она нацарапывает что-то на планшете и кладет его обратно в изножье кровати, улыбаясь бабушке Бет, прежде чем выскользнуть за дверь.
— Привет, утенок, — еле слышно произносит бабуля Бет. Ее кожа голубовато-бледная, а под глазами залегли синяки. — Твоя мама поднимает шум.
Я наклоняюсь над кроватью, кладу свою руку на ее, ощущаю тонкую, как бумага, кожу и нежно сжимаю ее ладонь. Целую ее в щеку и вдыхаю знакомый аромат крема для лица «Нивеа» и лака для волос «Элнетт». Я поднимаю голову.
— Честно говоря, —
