И вот сейчас, Рыбкину предстояло делать то же самое, что далеко не радовало. «Лучше уж жить в городе у Вероники», – рассуждал парень, – «там, по крайней мере, я работал на компьютере и ел вкусные жаренные куриные ножки. И жил в отеле, а тут меня поселять в какую-то деревенскую хижину».
Когда тарелка опустела, Олег пошел на картофельное поле.
- Что так долго? – с претензией в голосе спросила Лиля, – давай, шевелись.
Сама девушка, тем временем, лихо обходила кусты и очищала их от личинок колорадского жука. Преодолевая брезгливость, Олег тоже взял баночку и стал медленно обрабатывать ботву, куст за кустом.
– Ну и тихоня же ты, – смеялась Лиля.
Все проходит, и этот унылый день, состоящий из очистки ботвы от личинок, прополки сорняков, полива и прочих сельскохозяйственных работ, подошел к концу. Солнце склонилось низко над горизонтом. Жители общины постепенно бросили работу и стали собираться на довольно большом пятачке с выкошенной травой. Здесь было несколько наспех сделанных скамеек, и а так же импровизированных пеньков для сидении, которые представляли собой просто брошенные на землю обрубки больших бревен. Все эти места были заняты, поэтому некоторые сидели прямо на траве. Олег попытался сосчитать, сколько же тут народу, но так как многие постоянно перемешались, то посчитать получилось только приблизительно: пара десятков человек.
Рыбкин поискал глазами знакомы лица. Увидел Марата, который теперь был одет в серую рубаху из мешковины и штаны из такого же материала. Он стоял прислонившись к стене деревянного дома и задумчиво жевал соломинку.
– Привет, – поздоровался Олег, подходя к Марату.
– Привет, – кивнул тот, – не напугал тебя старейшина?
– Не знаю, – пожал плечами тот, – странный он какой-то.
– Сейчас много странных людей, – философски заметил Марат, – привыкай.
– А он, этот Старейшина, на сходке тоже будет?
– Нет. Он сидит у себя в хижине и медитирует. Мы потом, после сходки, приходим к нему и кратко докладываем, до чего договорились.
– В смысле? Всей толпой?
– Нет, пара-тройка человек. Потом на утренней сходке они говорят всем остальным, что решил Старейшина.
– Это правда, что в общине все бессмертные?
– Да.
– И когда вы успели собраться и построить все эти дома?
– Дома уже были построены. Мы просто нашли заброшенную деревню и заселили ее. Когда началась ядерная война, все же стали бежать подальше от города. А эта деревня очень близко от города. Сюда вполне могло принести радиоактивные осадки.
– Но не принесло?
– Да вроде нет, - сказал Марат, - правда, у нас дозиметров нет, проверить не можем. Но, вроде как, ни у кого из бессмертных никаких симптомов лучевой болезни не наблюдалось. А смертные сюда не суются – боятся. Вот мы и решили жить тут. Тем более, место удобное – на горе. Очень хорошо видно, если вдруг незваные гости пожалуют.
– А если этих незваных гостей будет очень много, например, целая армия?
– На этот случай у нас есть «будка телепортации».
– Это что такое?
– Пойдем, покажу.
Марат остановился возле наспех сделано сарая с соломенной крышей. Внутри стояла какая-то канистра.
– Это и есть ваша «будка телепортации»? – удивился Рыбкин.
– Да. В случае опасности попасть в плен, мы обливаем это строение горючим, заходим туда, поджигаем, сгораем и отправляемся на перерождение. Как будто бы телепортируемся. Мы, конечно, надеемся, что так делать никогда не придется. Но, как говорится, береженого Тенгри бережет. Ладно, ты это тоже увидел, пошли обратно.
– Сколько человек в общине? - спросил Олег по дороге на место сходки.
– Да, человек, наверное, тридцать.
– Я около двадцати насчитал.
– Может быть. А может, не все пришли на сходку. Я, если честно, сам толком не знаю, сколько нас.
Они дошли до пятачка. Посередине молодая черноволоса женщина в джинсах и розовой кофте рассказывала свою историю:
– Во время моего третьего перерождения, - говорила она, - я оказалась в каких-то трущобах. Вокруг грязные хижины, какая-то свалка. Множество смуглолицых людей, одетых в лохмотья. И я оказалась перед ними абсолютно голая. Это было ужасно. Все стоят, ржут, улюлюкают и смотрят на меня. Вокруг грязь и антисанитария. Какой-то мужик облапал меня. Я завизжала, попыталась убежать. Но меня поймали и долго насиловали. Я схватила что-то острое и воткнула в глаз одного из насильников. А потом эти проклятые ублюдки стали меня бить. И бросили на свалку. Ублюдки!!! – она перешла на крик, - Бомбить надо было эти трущебы, этих ублюдков, а не мирные города! Надеюсь, эти ублюдки сдохнут!
Потом женщина разрыдалась. Несколько человек, придерживая за плечи, увели ее на край пятачка. Собравшиеся смотрели на середину импровизированной сцены и чего-то ждали.
– У нас, кажется, есть новенький, – крикнул кто-то, – пусть он расскажет о себе.
Несколько человек из толпы посмотрели на Олега. Среди них тот увидел знакомые лица. Люди, которые были в машине, Лиля, Дмитрий, Андрей, еще несколько человек.
– Иди, – подбодрил Марат, – поведай людям о своих приключениях.
Рыбкин робко вышел на середину пятачка. Под десятками устремленных на него глаз, он смутился.
– Хм… пробормотал парень, – даже не знаю, с чего начать.
– С начала, - подсказали ему.
И парень стал рассказывать о том, как он проспал эвакуацию и получил Дар. Он говорил спокойно, медленно, и достаточно громко, чтобы слышали все. Все слушали очень внимательно, и даже женщина в розовой кофте перестала всхлипывать.
– Очень уж детальные подробности можешь опустить, - сказала мужнина в спортивном костюме, – другим тоже надо будет выступить.
– Хорошо, - ответил Олег, – значит, добрался я до Набережных Челнов. Город словно вымер. Улицы пустынные. Видимо, люди или покинули город, или спрятались по домам. Понятно, радиация же. В общем, на меня радия тоже подействовала, мне стало херово. И очень сильно захотелось есть. В общем, если опустить подробности, как вы просите, то я тоже свалил из города, потом меня поймали вояки и увели в секретную лабораторию, чтобы проводить на мне разные эксперименты. Свое первое перерождение со мной случилось, когда в лаборатории произошла какая-то катастрофа.
– Про эксперименты расскажи, это интересно, – попросил довольно молодой паренек, одетый в такую же мешковатую рубашку и штаны, что были на Марате.
– Хорошо, – сказал Рыбкин и принялся рассказывать о том, что
