нему девчушка, заверещав на неимоверно высоких частотах.
Черт! Да у меня так барабанные перепонки лопнут! Не обращая внимания на визг, я мотнул металлическим совком лопаты, стараясь попасть в бледное и испуганное лицо Толоконникова. А это я удачно попал! Брызнула кровь, утырок вскрикнул, отпустил Надюшкины руки и схватился за свернутый набок нос. Девчушка, почуяв свободу, резко столкнула с себя Варфоломеева и в мгновение ока подскочила на ноги и замерла соляным столбом… Видимо, совсем «потерявшись» от шока.
— Беги, внучка! — заорал я, пытаясь окриком вывести её из транса.
Она вздрогнула и сделала шаг мне на встречу. Ну что за дура-то такая?
— Быстро! Отсюда! — Наконец-то её проняло, и она сквозанула сквозь кусты, как улепетывающий от преследователей заяц.
Ну, вот и ладушки! Мне теперь все полегче будет! И что же за карма у меня такая: молодых девок от обесчещивания защищать?
— Капец тебе старый! — недобро оскалившись, пообещал поднявшийся на ноги Вафоломеев.
Но он стоял, как-то скособочившись, видимо, мой удар по спине все-таки не прошел даром. Рядом с мажориком молча встал и Толоконников, продолжающий зажимать свернутый набок и, как мне показалось, даже слегка «подрезанный» рабочей плоскостью совковой лопаты нос. Сквозь его пальцы просачивались струйки крови, которые пятнали его гимнастерку и капали на свежую траву.
— Опять будешь ныть, что не надо? — Злобно свернув глазами, прошипел Варфоломеев, обращаясь к своему подельнику.
— Он мне, сука, нос свернул… — плаксиво прогнусавил Толоконников. — Как я теперь с таким носом?
— Найду я те нормального Медика… — Варфоломеев подобрался, словно для прыжка.
Я покрепче сжал черенок лопаты в руках: сейчас я еще кому-то зубки-то прорежу́, а то и пару челюстей набок сверну!
— Давай! — резко выкрикнул Варфоломеев, бросаясь ко мне.
И вот тут-то дедушка и проперся! Чего с меня взять, кроме анализов? Проморгал лазутчика-то, пока ожидал нападения с фронта! А пришлось с тыла отхватить! Варфоломеев кинулся ко мне, отвлекая внимания, а еще один из его шестерок, спрятавшийся в кустах, отоварил меня по голове одной из лопат, что я оставил в кустах.
— Бздынь! — Зазвенел металл, соприкоснувшись с моей седой головешкой, которая мотнулась в сторону от резкого и сильного удара. В глазах мгновенно потемнело, а ноги покосились. Я еще пытался упереться в землю своей лопатой, чтобы хоть как-то удержать равновесие — но тщетно! Земля резко приблизилась, когда я ничком на нее завалился.
— Получи, тварь! — услышал я голос Варфоломеева в тот момент, когда на меня посыпались со всех сторон увесистые удары тяжелых кирзачей. — Меси старикана, братва! С меня причитается…
Ребра затрещали, но боли я почти не чувствовал — мое сознание уже почти уехало в «волшебную страну». Блин, но почему же так по-тупому все заканчивается? Я ведь еще и пользу родине мог принести! Еще бы хоть парочку фрицев с собой на тот свет бы прихватить — и то хлеб… А так… подохнуть, как бездомной больной псине от пинков малолетних отморозков? Обидно… до слез обидно… хоть и забыл я, когда в последний раз плакал…
Постепенно пропали все звуки. Отключились все чувства. Только постепенно набирающее «обороты» биение моего, все еще продолжающего молотить сердца, не давало мне окончательно раствориться в бесконечном и необъятном космосе. Не давало успокоиться! Не давало расслабиться! Не давало отключиться! Нервировало, причиняя мне настоящую боль! Вскоре кроме этого ускоряющегося перестука не осталось ничего. Надрывный стук сердца заполонил все вокруг. Он был везде… Он был во мне… И я сам превратился в эту болезненную пульсацию. Звук сердца «перерождался», то превращаясь в рваные ритмы шаманского бубна, то в дикие звуки африканских Там-Тамов, зовущих пустить кровь, дотянуться до врага, хотя бы на последнем издыхании и вонзить зубы в его податливое горло! И когда перестук достиг своего апогея, мое сердце взорвалось огненным протуберанцем, способным зажигать и гасить звезды. Но меня это «взрыв» лишь выбросил в опостылевшую реальность…
Я вновь лежал на сырой земле, скорчившись в позе эмбриона. Вот только на этот раз мои ощущения оказались… какими-то странноватыми, что ли? Мир перед глазами все еще продолжал бешено вращаться, голова кружилась, а во рту чувствовался металлический привкус крови. Но боли не было, хотя ублюдки к этому моменту должны были основательно меня «поломать». Один из них, по-моему, Толоконников всадил со всей дури кирзачом мне по лицу, видимо, стремясь в отместку сломать мне нос… А у меня даже голова от удара не мотнулась! Так, словно резким порывом ветра в лицо дунуло — и всё!
— А! Бля! Больно! — заорал, словно умалишенный Егорка, схватившись руками за отбитую конечность и прыгая на одной ноге.
— Чё орешь, дятел? — Мажорик остановился и, тяжело дыша, накинулся на подельника.
— Нога… — оправдываясь, заныл Егорка. — Словно чугунную чушку приложил!
— Да ты сам, сука, чушок! — обозвал шестерку Варфоломеев.
Пока они препирались, я постепенно приходил в себя, пытаясь определить, в насколько «аховом состоянии» нахожусь в данный момент. После такой интенсивной обработки ногами, я должен был превратиться в кровавую отбивную, не меньше. Но провести ревизию не удавалось — никакой боли я не чувствовал до сих пор. Зато почувствовал другое — мое тело продавливало землю, словно постепенно в нее погружаясь, хотя при моем тщедушном весе такого просто не могло быть! Но оно было! Ладно, позже разберусь… Я попытался собрать все силы в кулак, чтобы перевернуться и встать на ноги, но вместо этого что-то в земной глубине глухо «заворчало», а после этот заброшенный уголок сада сотряс мощный подземный толчок.
Говнюки, с трудом удержавшиеся на ногах, замерли, на мгновение забыв обо мне, и испуганно заозиравшись.
— Это чё? — Отмер первым Толоконников.
— Через плечо! — осадил его Вафоломеев. — Опять землетрясение, как несколько дней назад! А вы уже и в штаны наложили?
Я рывком оторвал свое странно «потяжелевшее» тело от земли, опираясь ладонью о заросшую зеленью свежую дернину. Но вот какое дело — моя ладонь тут же погрузилась в землю по самое запястье, как будто я пытался оттолкнуться от мягкой вспашки. Но земля-то здесь ни разу не мягкая! Утвердившись на коленях, которые тут же принялись медленно утопать в земле, я первым делом высвободил руки, чтобы было чем защищаться.
— Ты посмотри, какой крепкий старикан нам попался? — Не без удивления воскликнул гребаный мажорик в ответ на мои потуги. — Добавить еще? — И он оскалился, засветив свои мелкие «крысячьи» зубки.
— Фофрофуй! — хрипло прошамкал я беззубым ртом (вставная челюсть куда-то потерялась, пока я пребывал в беспамятстве), глядя отморозку в глаза.
Пока мы бодались взглядами, мне удалось подняться на ноги, которые тоже медленно, но