Похоже, и правда нормальный.
Валютчик сыпанул кофе на руку, слизнул, разжевал.
— Сколько хочешь?
— Отец сказал по пятнарику продавать, — прищурился я.
Валютчик потер подбородок, что-то прикинул.
— У тебя много? Я бы штук несколько забрал, но не по такой цене.
— На перепродажу? — смекнул я. — Такой по двадцатке загоняют.
— Ну и прохаванный ты пацан! — восхитился тезка. — По десятке отдашь?
— Смеешься⁈ — возмутился я совершенно искренне. — Четырнадцать.
— Одиннадцать.
— Тринадцать пятьсот и не дешевле!
Сторговались на двенадцати за пять штук. Павел отсчитал мне шестьдесят два доллара по курсу и попросил принести еще партию через пару дней. Я рванул к Наташке, не считая прибыль даже в уме, будто кто-то мог подслушать мысли. Дома посмотрим. Две пачки остались, и фиг с ними. Если просекут, что я с деньгами, запросто могут средь бела дня проломить головы нам обоим.
— Уходим. — Я взял сестру под руку и повел на остановку.
— Что опять? — заозиралась она.
— Почти все продал. Валим.
Взгляд остановился на «жигулях» с шашечками. При мысли о том, как мы сейчас вместо того, чтобы толкаться на остановке, усядемся в машину, пусть это всего лишь «жулька», и расслабимся наконец, тело словно налилось свинцом и отказалось идти.
Вот бы сейчас…
— До Николаевки сколько? — спросил я у таксиста, не удержался.
Водила осмотрел нас с ног до головы, задержал взгляд на моих стоптанных кедах.
— Семьсот.
— Откуда у нас столько⁉ — возмутился я, хотя готов был расстаться и с тысячей, — вот за пятьсот поедем.
Наташка взяла меня за руку и сжала пальцы. Наверное, она никогда не ездила на такси и боялась, что завезут на пустырь, ограбят. На самом же деле водиле неоткуда было знать, что мы с деньгами, он видел в нас нищебродов.
Мы побрели дальше — Наташкина хватка ослабла.
— Ладно, поехали за пятьсот! — сдался водила и прокричал нам вдогонку.
— Уверен? — шепнула на ухо Наташка.
— Да. Это безопаснее, чем в автобусе.
— Ну, ладно.
Мы расположились на заднем сиденье. Дверцы тут не блокировались автоматически, водила выглядел хилым… Нервная система расшаталась за последние дни. Таксист безопасен, потому что ничего не знает. Я устало закрыл глаза, дернул головой, когда стал засыпать. Нельзя! Черт, еще ж тренировку вести, я хотел ставить удар себе и остальным, но это ж сдохнуть можно!
Ничего, придумаю что-нибудь. Большую часть тренировки помашем руками и поучимся принимать боксерскую стойку. Груши нет — потренируемся на матрасе. Еще ж объяснить надо, откуда я все это знаю…
До чего же кайфово не ехать в автобусе!
Таксист довез нас за двадцать минут, я расплатился сотенными, и только когда машина покатила прочь, Наташка перевела дыхание и спросила, наклоняя голову:
— Посмотри, я не поседела?
Я развел свои волосы в стороны.
— Нет, а я?
Мы двинулись к подъезду, поднялись по лестнице, вошли в квартиру, и только там Наташка спросила:
— Сколько же мы заработали?
— Чистыми сто тридцать семь.
Наташка открыла рот и оцепенела, не веря своим ушам. Икнула, но отмерла, только когда я протянул ей четыре тысячи.
— Вот твоя зарплата. Еще остались две пачки кофе, продашь — купишь себе ботинки или что ты хотела. Но дешевле двенадцати не толкай, не сбивай мне цену.
Сестра уставилась на зарплату, поджала губы и… ушла в спальню, чтобы я не видел ее слез. Расчувствовалась. Но через пять минут она уже скакала козой и строила далеко идущие планы.
Я глянул на часы: было без пяти пять, и вместо того, чтобы поесть, завалился спать, поставив будильник на полседьмого. Полтора часа вожделенного отдыха, а завтра — снова бешеный забег. Чуть свет нужно к бабушке — скакать по дереву с сачком, срывать им абрикосы, потому что первыми созревают те, что высоко, а их иначе не достать. Потом — снова двое суток в поезде, и выходной не взять, потому что все быстро завертелось, и со дня на день могут понадобиться деньги.
Перед тем, как вырубиться, я подозвал Наташку и попросил:
— Ната, поклянись, что ни одной живой душе ты не расскажешь, сколько мы заработали и еще заработаем. Наверное, ты уже поняла почему. Веди себя скромно. Если кто-то спросит, откуда та или другая вещь, говори, что дед или бабушка купили.
— Но это ж мамины деньги… Мы не можем их тратить.
— Такими темпами мы все проблемы решим за месяц, а потом…
Она вздохнула. Как же ей хотелось наконец похвастаться хоть чем-то! Показать, что она круче Лялиной, которую одаривает отец. А нельзя.
— Ладно, — кивнула Наташа.
— Клянись.
— Клянусь. Если спросят — богатый московский дед подарил. Поняла.
Хорошо. Теперь можно вздремнуть, хоть час сна урвать. Но в голове вертелась мысль, что нужно и Бориса убедить не трепаться. Вот только как, когда дети — находка для шпиона? Хочешь узнать, чем живет семья — сходи в школу и поговори с детьми.
В этот раз просыпаться было проще. Десять часов прошло с момента, как я приехал, а кажется — два дня. Я переоделся в спортивный костюм, проверил боксерские перчатки, которые принес отец — как раз на наш возраст. Вспомнилось, что Рамиль Меликов грушу обещал. Следом вспомнился Паруйр-панда. Смог бы я ему навалять, если бы возникла необходимость? Возможно, я-то помнил, что надо делать, вот только тело не имеет мышечной памяти. Пора его учить.
— А где Боря? — спросил я у Наташки, входя на кухню.
— Мишка за ним зашел. Гуляют где-то.
По-быстрому я сделал бутерброд с колбасой, съел, запивая компотом. Зачерпнул черешню и только на улице вспомнил о подарках. Пришлось возвращаться. Сунувшись под ванную, я распотрошил схрон, набрал жвачек, побросал в рюкзак сникерсы. Встречай, детвора, дед Мороз пришел!
Наташка не шла — летела низко над землей, окрыленная то ли зарплатой, то ли перспективами. А я все не мог поверить, что жизнь налаживается. Маму прооперируют, вот тогда и выдохну. Лягу на берегу и буду сутки пускать пузыри.
Энергия в Наташке так и бурлила, она убегала вперед, не замечая того, дожидалась меня, мы некоторое время шли вместе, потом она снова убегала.
На базу мы с Наташей пришли без пяти семь. Все уже собрались, даже Борис появился — думал, он прогуляет. Не было только Алисы. Наташа ошиблась насчет ее любви ко мне, я не сработал магнитом.
Друзья бросились пожимать мне руку, даже свой парень Гаечка. Сжав ее ладонь, я спросил:
— Ты не знаешь, почему нет Алисы?
Девушка вырвала руку, словно я сказал что-то оскорбительное, и резко ответила:
— Мы не особо дружим. Ходила, перестала… бывает. Сломалась, тяжело ведь.
— Мне она показалась заинтересованной, — разделил мои опасения Илья. — Не
