не застряла, нигде не забуксовала, а как верная лошадка довезла до нужного места. Остановилась, мягко качнувшись на рессорах. Мох и ветви скрывали мой «клад». Вокруг не было видно раскиданной земли, а это означало только то, что лес надежно спрятал моё ворованное богатство.
— И чо? Где ты тут устроил свой схрон? — осмотрелся по сторонам вылезший Гурыль. — Или засунул в сундук, сундук на дуб, а там утка с зайцем в дурачка режутся?
— Мне кажется, что кто-то слишком много сказок в детстве прочитал, — хмыкнул Ковальков. — А в самом деле — где схрон? В каком-нибудь дереве? В дупло засунул?
— Ну что же, можем поиграть в «холодно-горячо», — улыбнулся я в ответ. — Найдёте?
— Можем поискать, время потратить, — пожал плечами Ковальков. — Но учти, что в нашем положении время дорого. Сейчас ты в бегах, а с каждым днем ситуация всё больше и больше будет ухудшаться. Так что тебе решать — играть ли сейчас в игры, или отнестись серьёзно…
— Ладно-ладно, чего сразу в серьёзность вступать? Можно же немного и расслабиться!
— Ага, одна собачка напряглась, вторая расслабилась… Как в анекдоте, Лосяра! Не стоит расслабляться, чтобы не быть трахнутым, — хохотнул Гурыль.
— Ну да, и твоя история прямое тому подтверждение, — хмыкнул я в ответ. — Вы же с мужиками в бытовке тоже хотели расслабиться? И бутылочку раздавить, как взрослые…
— Уел, ох как уел! — перестал скалиться Гурыль.
— Да уж, ох уел… в конец, — подтвердил Ковальков. — Ну чего? Будем шутки шутить или делом заниматься?
— Делом так делом. Вон, под тем пнем я всё закрыл, — я показал место схрона.
Ковальков с Гурылем недоверчиво переглянулись. Они обошли то место, которое я указал, даже потопали ногами по мху. Но нет, упрятал я всё на отлично — ни одна ветка не показала схрон. Пришлось разрывать и вытаскивать на свет мешки с деньгами.
Гурыль присвистнул, когда я вытащил два мешка и Ковальков открыл один из них. Когда же я потащил остальное, то тут уже было не до присвистывания. Да уж, такую кучу бабла ни один из них никогда в живую не видел. В фильмах, возможно, и показывали, но вот так чтобы на расстоянии вытянутой руки и подобное богатство…
— Откуда дровишки? — спросил Ковальков хрипловатым голосом.
— Где взял, там уже нет, — развел я руками.
— А если поискать?
— Юрий Сергеевич, зачем искать? Вот же перед вами столько, сколько за всю жизнь не заработать, если даже до генерала дослужитесь, — покачал я головой. — А на остатки ещё с десяток семей смогут свой быт обустроить. И хватит на мой отмаз, а также на отмаз Коротыша с Малышом. Разве мало?
— Может быть и мало. Всё-таки у ивановских другие расценки… Да и дело взято на контроль областников, так просто не закрыть, — хмуро проговорил Ковальков.
Мешки лежали на земле, испачканные, в двух местах сквозь прорехи выглядывал с лукавым прищуром Ленин. И вся эта груда окажется мала для покупки свободы? Я недоверчиво покрутил головой. Нет, тут что-то не то. Должно же хватить…
Мне не жалко было этих денег, тем более, что через несколько лет они превратятся просто в бумажки. Да, пока что они имеют стоимость, но совсем скоро к ним на замену придут другие деньги. Да, можно было поменять на доллары, но на черном рынке за доллар просили двадцать рублей, а не так, как по официальному курсу шестьдесят три копейки. По официальному и не поменяешь нигде, если только ждать ещё пару лет и уже за стольник менять…
По истории я помнил, что после революции за один доллар давали почти два с половиной миллиона рублей, но это был страшнейший кризис в стране. Даже в пиковых девяностых доллар вырастал почти до шести тысяч, но не до двух с половиной миллионов.
А в моём времени… В моём времени крутился и скакал молоденьким козликом, то снижаясь, то снова подпрыгивая.
— А есть ещё? — спросил Гурыль.
— Да вроде бы всё выгреб, — ответил я. — Сколько клал, столько и вытащил. Никто вроде бы не прибавил своих.
— А где ты это взял? — кивнул Ковальков на мешки.
— Где взял, там уже нет, — уклончиво ответил я.
Гурыль с Ковальковым переглянулись. Потом Гурыль спросил:
— Лось, вот скажи мне как старшему… Что ты задумал? У тебя такое бабло на руках, а ты какие-то тупые олимпиады устраиваешь? Чего ты за пацанов мазу тянешь? Тебе не по х… на них? Они же тебя в раз сдадут, вон, как Коротыш, так стоит ли бабки на ветер выбрасывать? Может их лучше мудрым людям отдать, а они уже знают, как и что с ними сделать?
— Что я хочу? — спросил я, усмехнувшись. — Хочу сплотить пацанов. Сплотить так, чтобы они могли помогать друг другу, чтобы друг друга уважали, а не били друг другу морды из-за того, что родился в трех домах от другой улицы. Хочу помочь Юже, чтобы люди пережили грядущий кабздец более-менее достойно. А что ещё? Чтобы семья моя была под защитой, чтобы им ничего не угрожало, чтобы жили…
— Какую же хрень ты несёшь, — чуть ли не простонал Ковальков. — Какой же ты ещё пацан, Сашка! О себе думать нужно, о своих, а не о каких-то пацанах, которые через пару лет и думать о тебе забудут! Тут же вот, деньги… Бери и делай что хочешь! Скоро демократия утвердится и вообще царем ходить будешь. О каких пацанах ты всё загоняешься? А? Половина сопьётся, вторая половина в тюрьмах сгинет, вот и все пацаны. Может, кому и повезет повзрослеть, но что они будут делать? Работать за копейки и всегда х…ми покрывать правительство?
— Нет, мы не такие, — буркнул я в ответ. — Мы же дети героев, мы с малых ногтей впитывали, что наши предки были богатырями, что всегда за справедливость…
— Да кому на х… нужна сейчас справедливость? Вон она, в мешках валяется, вся справедливость, — Ковальков пнул один из мешков. — Чем больше в мешке наложено, тем ты справедливее. И свободу тебе тоже эта самая «справедливость» выторгует. Не пацаны, не родные, а бумажки. Голимые бумажки, которыми оплачивают человекочасы…
— Вот поэтому их и не жалко пустить на доброе дело, —
