обратном, и что, если ее что-то не устраивает, он подумает, как исправить это недоразумение… Грустная Софья Павловна пресекла эти старания:
— Да нет уж… Я уж к Наде поеду… Об одном тебя прошу: ради памяти Маши — не давай детей в обиду, Алеша!
Алексей горячо заверил ее, что благополучие детей для него главнее всего, и обещал, что никогда не станет препятствовать общению детей с бабушкой.
Глава 33
С поддержкой супруга Капитолина успешно окончила Сорбонну. На посвященном выпуску праздничном обеде было шумно и радостно. Довольный Беринг восседал рядом с женой и с благосклонной гордостью принимал вместе с ней поздравления.
Возвращаясь, они решили пройтись пешком и любовались вечерним городом, Капитолина прижалась головой к плечу мужа.
— Капушка, со вчерашней почтой получено письмо от Ярузинских — в довольно правильном литературном стиле, что, заметим, не всегда свойственно Алексею. Знаешь, когда этот «самородок» порою переходит на низменный слог, у меня складывается впечатление, что он… юродствует, что ли.
— Ну что ты, дорогой, Алексей не рисуется, а просто… он обладает уникальным свойством приноравливаться к уровню любого собеседника. Нет, право, напрасно ты его сторонишься: при всей его «бывалой» наружности и внешне грубоватых манерах в нем сокрыта душа удивительно цельная… И если уж говорить правду до конца — гораздо более целомудренная, чем у меня, грешной.
Беринг скептически посмотрел на жену.
— Ну, разумеется, ты всегда найдешь довод в пользу своего любимого Алексея. — Капитолина чуть вздрогнула — должно быть, Беринг произнес это резковато. — Но мне известно, как ты привязана к детям Ярузинских, и не буду возражать, если ты захочешь выехать этим летом на свежий воздух, в деревню.
— Спасибо, Витенька… Пожалуй, я воздержусь. Надо бы место начать приискивать.
— Да ведь это не срочно и ты действительно заслужила отдых!
— И все-таки…
— Mon amie, ты меня удивляешь: раньше тебя было не выманить из этой самой деревни… И на свадьбу к Ярузинским ты наотрез отказалась ехать — просвети меня, пожалуйста, относительно того, что приключилось. Тебя кто-то обидел?
— Ах нет, помилуй Бог, chéri, не бери дурного в голову. Ну, скажем, я переросла этот этап развития. И полно об этом. А Алеша с Дарьюшкой… Мир им да любовь — пусть будет у них все хорошо!
* * *
Скоро Капитолине пришлось временно разлучиться с мужем: Виктор Лаврентьевич заключил контракт с одной из верфей в Марселе. Капитолина же практиковала в Париже. Работы у нее было невпроворот, и большая часть ее пациентов были выходцами из Российской империи.
Помогать, утешать, лечить, ухаживать было ее стихией, и Капитолина ей полностью отдавалась. Благодаря этому в 1935 году она сдружилась с матерью Марией — в прошлом активной революционеркой Елизаветой Скобцовой, а ныне монахиней и самоотверженной труженицей на миссионерском поприще. Капитолина тратила большую часть своего заработка на поддержание обнищавших соотечественников и — парадоксально — завязла теперь в долгах более, чем в студенческую бытность, так что все чаще приходилось обращаться за помощью к мужу. В целом ей жилось под покровительством Беринга довольно безмятежно — «как у Христа за пазушкой», по словам Ларисы Евгеньевны, хотя порывистая, отзывчивая и доверчивая Капитолина находила супруга чересчур сдержанным, а порою, когда Беринг выговаривал ей за неумеренные благотворительные траты, он даже казался ей холодным и расчетливым. Впрочем, Виктор Лаврентьевич без сомнения искренне любил жену — и стоически переносил ее «монашеские причуды».
Супруги регулярно навещали друг друга, но Беринг все чаще настаивал на отказе Капитолины от парижской практики и переезде ее к нему в Марсель. Лина же не могла и вообразить, как бы она оставила своих пациентов. Разрываемая между супружеским долгом и служением ближнему, она уже решилась написать отцу Иову с просьбой о молитвенной поддержке и совете, как вдруг неожиданное событие грянуло громом среди ясного неба и перевернуло всю ее жизнь.
Глава 34
В тот день Виктор Лаврентьевич написал своей Капушке очередное письмо, убеждая приехать как можно скорее и посылая «тысячу поцелуев» своей «славной девочке». Он запечатал конверт, планируя отправить его на следующий день, и заторопился на верфь. Предстояло устанавливать на судне машину.
Рабочие при его приближении задвигались быстрее; повизгивали лебедки — подьем турбины уже начался. Виктор Лаврентьевич направился к трапу. Перед ним шел один из его рабочих — парень в заляпанном комбинезоне.
Высоко над головой раздался треск. Беринг угадал опасность и быстро глянул вверх. На его глазах один за другим лопались удерживавшие турбину тросы. В долю секунды оценив обстановку — времени на испуг или колебание не оставалось — Беринг качнулся вперед и вытолкнул парня в комбинезоне из опасной зоны. Что-то лопнуло у него в голове, померк свет, и внезапно стало очень тихо…
* * *
Капитолина невнятно помнила отпевание и похороны: затуманенное сознание заботливо смягчало восприятие происходящего. Всё казалось нереальным. «Подойдемте — принесем соболезнования вдове» — отчетливо прозвучал высокий голос адмирала Кедрова. Это резануло слух, и в голове пронеслось: «Вдове? Это обо мне? Как странно… Не может быть…»
Она взяла себя в руки и подошла к гробу попрощаться — склонилась, силясь разбудить закоченевшее бессильное сердце, помолиться над этим бескровным челом, чудом оставшимся невредимым. Но она не узнала своего мужа в этом чужом неподвижном теле. Это была всего лишь скинутая оболочка, бренные останки — а где же он сам? Неумолимое лезвие одиночества внезапно полоснуло по сердцу — и от этого захотелось закричать, бежать куда-то… «Боже мой, Витя, милый… где ты?..»
Ее бережно поддерживали под руки — кажется, Михаил Александрович и Елизавета Кедровы. Откуда-то со стороны слышался плач, похожий на стон ветра в проводах, — Екатерина Лаврентьевна отводила от могилы зашедшуюся в рыданиях Ларису Евгеньевну.
Верный Гайто Газданов подобрал оброненную мантилью Капитолины, укутал ее поникшие плечи и под локоть осторожно повел к машине, а потом заботливо проводил до самых дверей.
У Капитолины, как неживая, застыла душа, и слезы не приходили — это было мучительно… Прорвало много позже — и она безысходно взвыла в полный голос, но, увы, в оглушающей пустоте спальни некому уже было откликнуться живым участливым голосом…
* * *
Получив известие о смерти Беринга, Алексей собрал вещмешок, отдал домашним последние распоряжения, подошел попрощаться с Дарьей — и потерял дар речи от неожиданности. Жена была мрачнее ночи — давно он ее такой не видел.
— Что с тобой, Дарья? — выдавил он.
— Ты… не вернешься.
— Ты спятила?
— Верно говорю — у ней там останешься…
— Послушай, ты не в себе! Лине
