иметь, «Не могу – отвечаю, – я только учусь, а у сестры руки болят». Он не настаивает. «Ладно, не можете – не надо. Только вот что я вам скажу, барышни, – перешел он на шепот. – Через дорогу в соседском доме засада устроена. Ждут, может, кто к вам в гости пожалует». Тут я сразу и поняла, почему мне так быстро поверил следователь. Выходит, отпустил меня для приманки. Вспоминаю я и сейчас добрым словом того парня – спас он жизнь всем нам.
Слежка ничего не дала, и немцы оставили Наташу в покое, ей даже удалось устроиться в парикмахерскую для гитлеровцев. Спустя некоторое время наведался к ней наш связной – до войны он работал в островском клубе массовиком. Сказал пароль: «Привет от Лаптевых». Со связным мы передали Смеловой приказ – немедленно уходить из города. В лес ушла она не одна – прихватила с собой 17-летнюю Шуру Спиридонову, которая приехала из Ленинграда на лето к бабушке с двумя сестренками.
Я вспомнил одну историю, как они с Шурой, уйдя на задание, чудом не погибли. Нарвались на патруль. Поволокли их в деревню. Дело под вечер. Полицаи решили переночевать здесь, а утром отвезти их в Остров. Это был бы верный конец – там Смелову гестапо давно дожидалось. Да и Шуре, конечно, не поздоровилось бы.
Всю ночь не спали девушки, говорили о своей судьбе, больше всего боялись, что их повесят. Уж лучше бы расстрел. Часовой сменился. Первый то все сидел у дверей, а второй ушел на крыльце. Они тихонько – во двор, мимо хлева в огород, ползком по меже. Так и выскользнули за околицу.
Но лучше пусть сама Наталья Ильинична продолжит рассказ.
– Почти добежали до кустов, как услышали стрельбу, крики. Немцы хватились нас. Спешим изо всех сил. Впереди – поляна, за ней лес. На поляне старик пасет коров. «Залезайте в яму под куст, – кричит, – я вас ветками закидаю». Велел ждать его. Затаились, слышим немецкую речь. Страх кожу леденит, опять вся жизнь в голове промелькнула: сейчас возьмут – и конец. Однако вскоре все стихло.
Коров угнали в деревню, а мы все ждем. Наконец буренки возвращаются. И вдруг голос: «Да ищи их здесь, я сам закрывал, знаю, тут они». Все, думаю, привел дед полицаев. Вскакиваем, чтобы бежать… И разве такое забудешь? Нам навстречу ковыляет другой старик, похожий на пастуха, только с одним глазом. «Доченьки, милые, – говорит, – вот принес вам поесть». Подает крынку молока да большой ломоть хлеба. «А немцы в другую сторону полетели». Мы пили молоко со слезами вместе…
В этой истории все очень характерно для нашей боевой работы. Главное – народ нас выручал в трудную минуту. Нередко люди вместе с нами шли на смертельный риск. И недаром партизан называли народными мстителями.
Наталья Смелова стала одним из важных звеньев на сложном маршруте между бригадой и Печками.
Мария
В своей деревне Голубово была Маша Орлова комсомольским вожаком. Когда приближавшийся фронт подал свой тревожный голос, пришел к ней председатель сельсовета, старый коммунист. Наказ его был таким: оставаться здесь, ждать указаний, партизаны сами выйдут на связь.
Вот почему Мария считала себя на боевом посту. Накануне прихода немцев в последний раз зашла в сельсовет, над которым еще реял красный флаг, и встретила там учителя из соседнего поселка Врево Анатолия Ивановича Соколова и продавца местного магазина Александра Петровича Савельева. В этот страшный час, когда уже стекла звенели от близких разрывов и зарево вполнеба, дали они друг другу клятву бороться с фашистами до конца. Все трое сдержали слово, только Соколов и Савельев не дожили до Победы, погибли после зверских пыток гестаповцев. Но об Орловой ни тот, ни другой не сказали ни слова.
Не стала Мария дожидаться, когда партизаны выйдут с ней на связь, сама сформировала небольшую подпольную группу. Тоня Долгова, Аня Евдокимова (теперь Комарова), Лида Михайлова. Вскоре от руководителя местного подполья (его возглавил бывший директор школы Александр Григорьевич Григорьев, впоследствии Герой Советского Союза) пришел приказ: собирать информацию о передвижениях гитлеровских войск.
Неожиданно главным поставщиком ценной информации стал… немецкий переводчик, служивший в комендатуре села Воронцова. Звали его Андрей, он был из немцев Поволжья. Поначалу у девчат не было для него другого определения, как подлец и продажная шкура. На деле он оказался настоящим советским патриотом и сам вышел на подпольную группу.
Проводили вечеринки у Орловой, других девчат. Там Андрей (фамилию его, к сожалению, никто не запомнил) «делился новостями». Их у него было немало: знал, куда перемещаются части, какое доставлено оружие, когда готовится карательная экспедиция. У гитлеровцев он пользовался абсолютным доверием. Но подвели молодость и нервы. Все время твердил: «Уйду к партизанам!» Его отговаривали: «Еще не время, ты здесь нужней».
Однажды угнал он автомобиль, захватил два пулемета и ящик с боеприпасами. Видит, навстречу грузовик катит. Затормозил. Из него немцы выпрыгивают, Андрей решил, что засада. Прямо из машины открыл по ним огонь из пулемета. Были с ним еще две девушки. Всех троих связали, привезли в островскую тюрьму.
Здесь били, ужасно пытали, хотели выяснить, кто с ними связан и куда направлялись. Андрей вел себя на допросах геройски и передал из тюрьмы несколько слов: «Продолжайте спокойно работать, погибнем только мы». Через несколько дней его и девушек расстреляли.
Просто невероятно, как осмотрительность подпольщиков порой сочеталась в этих девчонках с самыми наивными и недопустимо простодушными поступками. Когда Андрей и его подруги попали в тюрьму, Маша Орлова и Тоня Долгова бросились в Остров. Сорок километров чуть ли не бегом бежали, передачу несли. Конечно, схватили их.
– Откуда знаете его? Как связаны?
Двое часов он нам продал, а мы не полностью с ним рассчитались, – говорила Мария, заранее условившись с Тоней.
Пятнадцать суток провалялись они на нарах. Им и грозили, и умасливали. А потом вдруг выпустили.
Поверили их сказкам? Нет, конечно. Решили из них сделать подсадных уток, как и в случае со Смеловой. У гитлеровцев это был довольно распространенный прием. На первых порах он иногда срабатывал.
Дом Орловой после случившегося уже не мог служить явочной квартирой, и мы перевели Машу в отряд. Стала она разведчицей-маршрутницей, а затем и участницей операции в Печках.
Вот история, в которой характер нашей партизанки раскрылся с геройской стороны.
– Было это в июле сорок первого года, даже точно помню число – шестое, – говорит Мария Ивановна. – Работала я в то время медсестрой, делала перевязки раненым красноармейцам. Отступали наши. В тот день отец мне сказал, что в
