Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
лохматых годов, есть замечательные любительские съёмки 8-миллиметровыми камерами, свидетельства о жизни писателя Владимира Курносенко, отца моей жены. Но некогда оцифровывать многие часы этих записей, некогда их выкладывать.
А сколько миллионов часов таких записей лежат в других семейных архивах? Будут ли они обнародованы, опубликованы?
Широко известна, выложена в сеть документальная съёмка выступления Микояна в Большом театре на собрании сотрудников НКВД, посвящённом 20-летнему юбилею ВЧК-ОГПУ-НКВД. В поисковых сервисах достаточно набрать: «Речь А. Микояна 20.12.1937». В кадре — 42-летний Анастас Микоян. Он одет в военный френч, застёгнутый под горло; подворотничок подшит белой тканью. Тем, кто не служил в Советской армии, нужно объяснить, что на воротник кителя либо френча изнутри пришивалась полоска белой ткани, обнимающая шею, подворотничок, или «подшива». Чистота белого подворотничка свидетельствовала о том, что военнослужащий соблюдает гигиену. Подворотничок каждые два-три дня отпарывался и удалялся, на его место пришивался новый, из чистой хлопчатой ткани. Конечно, народный комиссар Микоян сам не менял «подшиву»: одежду его готовили ординарцы, помощники. Но общий внешний вид оратора весьма внушителен. Да, он похож на Сталина, такой же френч, такие же усы, такая же прямая спина, такой же сильный акцент: у Сталина — грузинский, а у Микояна — армянский, но кто их отличает?
Он терпеливо пережидает бурные аплодисменты. Пока они гремят, Микоян сверяется с текстом речи. Любое упоминание Сталина тут же вызывает новый шквал аплодисментов. Из зала слышны выкрики: славословия в адрес вождя. Микоян пьёт воду, присоединяется к аплодисментам. Но заметно, что речь подготовлена: Микоян читает «по бумажке». Более того, заметно, что эту «бумажку» Микоян впервые видит. Он получил готовый текст незадолго до выхода на трибуну. Кто писал речь, кто были эти референты?
Есть историки, задавшие вопрос: а почему на этом собрании не появился сам Сталин? Оказалось, его ждали. До последнего момента не было ясно, приедет он или нет. Начало мероприятия отложили на полчаса, потом ещё на полчаса. Речь была готова и согласована. По идее, Сталин должен был появиться обязательно. Ведь именно Сталин создал конвейер Большого террора. Вся логика внутриполитической жизни СССР взывала к тому, чтобы Сталин лично благословил созданную им систему. Но он не приехал, и речь зачитал Микоян. Почему именно он — неизвестно.
Есть версия, что к декабрю 1937 года Сталин уже принял решение убрать Ежова и не хотел, чтобы его имя звучало слишком часто в связке с именем «железного наркома». Многие подробности изложены в публикации журналиста Евгения Жирнова[6]. Он, между прочим, раздобыл многие уникальные свидетельства, касающиеся биографии Микояна; о них мы ещё упомянем.
В любом случае зачитанные по бумажке восхваления в адрес НКВД вряд ли стоит принимать всерьёз: то была политическая игра.
В эту игру играл и Михаил Булгаков, автор пьесы «Батум», и Алексей Толстой, автор лозунга «За Родину, за Сталина!» — но нам и в голову не приходит считать великих писателей идеологами диктатуры. На самом деле, знаем мы, Булгаков тайно писал антисталинский роман «Мастер и Маргарита», а пьесу про вождя сочинил, скажем так, по сумме сложных житейских обстоятельств.
Выбирая себе героев, мы стараемся не замечать неудобных фактов. Если у нас есть герой — мы всё ему прощаем. Мы — великодушны. Мы ценим гений. Дух дышит, где хочет. Мы давно и насовсем простили ненависть к большевикам и Владимиру Набокову, и Ивану Бунину, и Гайто Газданову. Мы простили эмиграцию и Фёдору Шаляпину, и Андрею Тарковскому. Но если в искусстве или науке критерии гениальности более или менее очевидны, и мы легко называем гениями и шахматиста Александра Алёхина, и режиссёра Сергея Эйзенштейна, и инженера Владимира Шухова, и генетика Николая Вавилова, и физика Льва Ландау, то в области государственного управления, администрирования, хозяйства, экономики критерии так называемой гениальности почему-то не работают.
Никто никогда не называл гением выдающегося экономиста Николая Вознесенского, члена Политбюро, расстрелянного в 1950 году. Никто никогда не называл гением генерала армии Василия Маргелова, главкома ВДВ, создавшего единственную в своём роде армию, способную буквально упасть на голову противника в считаные часы. Редко, и только в профессиональной среде, гением называют Николая Бурденко, военного хирурга, продолжателя идей Николая Пирогова. И уж, конечно, никто и никогда не называл гением Анастаса Микояна, создавшего советскую пищевую промышленность, а затем советскую тайную дипломатию.
Мы великодушны — да, но мы и разборчивы. У нас, конечно, всегда есть своё мнение. Мы назначаем фаворитами одних, а других наоборот, презренными ничтожествами.
Наш выбор происходит в раннем возрасте, примерно лет в десять. Это выбор никогда не свободен, он навязан, вся информация поступает к ребёнку от взрослых. Именно взрослые определяют, кого будут любить их дети: Григория Котовского, Василия Чапаева, Спайдермена или Гарри Поттера. Потом, в 15 лет, когда происходит всё самое главное: молодой человек выбирает себе героя из нескольких сотен основных фигур мировой истории, от Аристотеля до Фридриха Ницше, от Курта Кобейна до Фёдора Достоевского.
Но герой становится самим собой только в схватке со злодеем, и чем сильней злодей, тем важнее подвиг героя. Поэтому, выбирая для себя героя, мы выбираем и злодея. Даже музыкант, герой рок-н-ролла, сражается на своей войне: против творческой несвободы. А на всякой войне можно погибнуть.
Политические лидеры становятся героями не всегда. Фидель Кастро или Джон Кеннеди стали культовыми фигурами. А вот Никита Хрущёв, например, не стал.
И уж, конечно, экономисты, администраторы, дипломаты героями вообще не бывают. Это несправедливо, но такова жизнь.
Анастас Иванович Микоян однажды сумел предотвратить военное вторжение советских войск на территорию Польши, а потом сыграл важнейшую роль в урегулировании Карибского кризиса. Но кто называет его героем? Возможно, я буду первым, кто это сделает.
В книге Микояна подробно описана история металлурга Ивана Тевосяна. В этой истории есть некоторые несоответствия. Микоян пишет, что события произошли в 1939 году, хотя Ежов был снят с поста наркома в ноябре 1938 года. Так или иначе, однажды Сталин сказал Микояну, что металлург Тевосян, скорее всего, враг. На него поступили сигналы, материалы. Микоян резко возразил Сталину. Тевосян работал под началом Серго Орджоникидзе, который к тому времени уже ушёл из жизни; после его смерти многие его выдвиженцы, в том числе Тевосян, попали «на карандаш» НКВД. Нашлись доносчики, и не анонимные: два инженера готовы были дать показания против Тевосяна. И тогда Сталин сказал Микояну: раз ты готов за него поручиться, тогда будешь участвовать в очной ставке. А для достижения объективного результата с тобой будет ещё и Молотов. Это был единственный случай в биографии Микояна, когда он участвовал в следственных действиях, проводимых НКВД.
На Лубянку вызвали и Тевосяна, и обоих инженеров, предоставивших материалы. Собрался серьёзный синклит: нарком Ежов, его заместитель Берия, члены Политбюро Молотов и Микоян.
Первый инженер свидетельствовал,
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
