звуки за окном. Поселок просыпался. Все как всегда.
Восемь пятнадцать? Рано? Ладно, черт с ним.
Вспотевший экран телефона. Нужный номер уже давно набран. Осталось нажать кнопку вызова.
– Толик? Привет! Это я, Кирилл. Да, да… Ты прости, что прямо с утра… Спишь еще?
Он выложил все. Про аварию, дерево, удар – Толик ведь не знал этого. Про сломанный позвоночник. Да, смерть. Кажется, врач был, констатировал… Про похороны. Похороны совершенно мертвой Ирки. Про запах, силуэт и ночную гостью на кровати.
Толик должен понять. Толик не отмахнется. Не отмахнется, даже если Кирилл будет нести полную чушь. И пусть Толик давно в Москве, пусть он уважаемый врач, не чета деревенскому затворнику Кириллу, но детская дружба – она ведь самая крепкая, она навсегда.
– Каталепсия, Толик, понимаешь? Я не доктор, как ты, но почти уверен – каталепсия! Или кататония. Ты разберись, пожалуйста! Я же тут с ума сойду от всего этого, понимаешь?
Толик молчал. И даже молчание это было удивленным. Он ждал, что еще добавит Кирилл, но тот уже выдохся.
– Да, Кирюх… – Толик сделал глубокую паузу. – Задал ты мне с утра пораньше. Не шутишь?
– Таким не шутят…
– Тогда приеду, – решился он. – Приеду и разберусь с этой вашей каталепсией. Только вот залез ты в свою глушь – быстро и не добраться. К пятнице. К пятнице доеду. Ждешь?
– Жду, – кивнул Кирилл. И прошептал одними губами: – Спасибо, Толик…
Кладбище жалось к поселку, как бездомная дворняга. После похорон он был здесь всего один раз – не хотел совмещать Ирку из своей памяти – живую, теплую, смешливую – с тоскливой безвозвратностью всех этих крестов, камней и оградок под чахлыми березами.
Но могилу он нашел сразу. Серый прямоугольник, фамилия, имя и годы жизни. Ему предлагали сделать фото – металл, керамика, стекло, – но он отказался. Выбирать, лезть в альбомы, где она улыбалась и жила, было невыносимо.
Надгробие вкопали не по центру. Сбоку – он специально попросил – оставили место. Ровно половину участка. Для него, Кирилла.
Он стоял и смотрел. Едва покачивая на руках Матвейку – тот тоже смотрел, но не куда-то, а прямо в небо, вперившись в него голубыми глазенками. А Кирилл вдруг понял, почему здешний запах кажется таким знакомым. Минувшей ночью Ирка пахла именно так – свежей землей и перегноем.
Решившись, он прошел по тропинке чуть дальше. Отсюда хорошо было видно, что сбоку от Иркиной могилы чернеет яма.
На обратном пути Матвейка уснул прямо на руках. Дома Кирилл осторожно положил его в кроватку. Проверил все окна: створки, форточки, щеколды. Запер заднюю дверь. Выглянул на крыльцо.
Казбек немедленно облапил хозяина, а Эльбрус ухитрился подлезть сбоку и лизнуть Кирилла в щеку.
– Проголодались, морды?
Он забрал их тазик в кухню, плюхнул в него вчерашнюю кашу, насыпал отрубей, а сверху крупно нарубил пару увесистых кусков мяса из холодильника. Тщательно перемешал и выставил у крыльца.
Эльбрус трапезничал интеллигентно, выкусывая из тазика мясо и жуя его аккуратно, словно в ресторане. Казбек же всегда торопился и жадно, не разбираясь, опустошал любую емкость с едой. Но на сей раз он почему-то не спешил.
Скорчив странную физиономию, пес внимательно смотрел на открытую дверь в дом. Его уши, еще минуту назад висевшие тряпками, приподнялись. Эльбрус, словно опомнившись, тоже замер. Прислушался.
Кирилл похолодел и бросился внутрь.
Три огромных шага – вот она, спальня. Детская кроватка пуста.
Все вдруг поплыло перед глазами. Кирилл беспомощно мотнул головой – в одну сторону, в другую. Где? Куда бежать?
И сразу же увидел следы. Женские туфли. Знакомая кладбищенская грязь.
Метнулся в главную комнату, оттуда взлетел по лестнице на второй этаж. Зачем ей наверх? Отсюда сложнее убежать…
Три двери, на выбор. Он рванул ручку и угадал. Когда-то это была комната Ирки, а потом появился Матвейка – и из нее сделали детскую. А теперь она стояла пустой – после похорон Кирилл все снес в спальню.
Голые стены, и ощущение сиротства. Из мебели – один лишь большой шкаф с остатком Иркиных вещей. Окно на огород…
И Ирка на подоконнике. С сыном.
Кирилл бросился бы сразу. Но одной рукой она прижимала к себе Матвейку, а второй крепко держала ружье. Его собственное ружье, ствол которого смотрел теперь Кириллу прямо в лицо. Потому он и промедлил, растянув единственную мысль на несколько долгих мгновений.
И все-таки прыгнул. Иркин палец дрогнул и нажал на спусковой крючок.
И – ничего. Никакого выстрела. Он никогда не давал жене ружье. Откуда ей знать про предохранитель? Надежда на пару лишних секунд сбылась.
Боль вспыхнула, погасив все вокруг. Он думал про занятые руки, но позабыл о ногах. Ирка пнула его в голень. И сразу же в загривок ударил пол.
Без шансов. Когда-то хрупкая жена откинула его, взрослого мужика, как котенка.
Морщась, Кирилл приподнялся на локтях. Ирка все так же сидела на подоконнике, с застывшим спокойствием на бескровном лице.
Не мигая и не отводя глаз, она аккуратно положила ребенка на подоконник. Матвейка спал так крепко, что даже не пикнул, лишь причмокнул губами. Освободив вторую руку, она положила ладонь на ствол ружья, медленно согнула его. Металл протестующее заскрипел, но поддался нечеловеческой силе. Закончив, она отбросила в сторону железяку, ставшую ненужной.
Звон металла о доски вывел Кирилла из прострации. Он хотел вскочить, но боль полыхнула сразу в нескольких местах. Пришлось подниматься, держась за шкаф. Шершавое дерево дверцы, прохладный металл ручки – и тут он вспомнил.
Он приоткрыл ящик и засунул руку внутрь, в глубину. Есть! Черная рукоятка с одной-единственной кнопкой. Очень похоже на фонарик, но гораздо мощнее. Когда-то Ирка ходила с ним на работу – пять километров по проселку в одну сторону, по темноте. Скорее для собственного спокойствия Кирилл купил ей электрошокер. И вот он, так ни разу и не пригодившийся, лежал в глубине ящика.
Только бы работал!
Кирилл оглянулся. Заметила? Он спрятал шокер в рукаве. Так. Теперь бы выпрямиться. Кажется, ничего не сломано.
Ирка встала, скособочившись, заслонив собой сына. Тот по-прежнему спал.
– Не отдам, – сказала она.
Голос оказался хриплым и утробным, как расстроенный орган.
– Спокойно, Ира. Спокойно. Это же я. – Он медленно, не делая резких движений, подошел. – Все будет хорошо, Ира. Я позвонил Толику, он приедет…
Кирилл плавно поднес к ней руку, словно собираясь обнять. Шокер скользнул в ладонь, палец лег на кнопку.
Разряд! Запах озона заглушил все остальное.
Ирка вздрогнула, обмякла и кулем свалилась на пол.
Ночью проснулись собаки. Эльбрус гавкал низко
