взглядом. И он побрел к дому в надежде оказаться там с ней наедине и с ней помириться.
Он оказался с ней наедине, но мириться с ней ему не пришлось. Она встретила его улыбкой, протянула ему руку и он горячо пожал ее. Рука мисс Грилл, показалось ему, дрожала, но черты были покойны. Затем он сел к столу, на котором, как и прежде, лежало раскрытым старинное издание Боярда.
Мистер Принс сказал:
— Вы не пошли взглянуть на удивительных конькобежцев.
Она сказала:
— Я вижу их каждый день. Сегодня мне снег помешал. Но это правда чудесно. Большей ловкости и грации и представить себе невозможно.
Он хотел извиниться за внезапность своего отъезда и долгое отсутствие, но не знал, как приступиться к делу. Она пришла ему на выручку. Она сказала:
— Вас не было дольше обычного... на наших репетициях. Мы правда уже хорошо разучили роли. Но отсутствие ваше было замечено... кое-кем. Особенно скучал по вас лорд Сом. Он каждое утро допытывался у его преподобия, как ему думается: не объявитесь ли вы нынче?
Алджернон:
— И что же его преподобие?
Моргана:
— Он обычно отвечал: «Будем надеяться». Но однажды утром выразился определенней.
Алджернон:
— Как именно?
Моргана:
— Не знаю, право, и говорить ли вам.
Алджернон:
— О, скажите, прошу вас!
Моргана:
— Он сказал: «Надежды мало». «Но какая, однако же, вероятность?» — спросил лорд Сом. «Единица против семи», — сказал отец Опимиан. «Да не может этого быть, — сказал тут лорд Сом, — у нас же целый греческий хор против семи его весталок». Но отец Опимиан сказал: «По мне надежда зависит не от одного только соотношения чисел».
Алджернон:
— Он бы мог сказать больше, что касается до соотношения чисел.
Моргана:
— Он бы мог сказать больше, что семь перевешивают единицу.
Алджернон:
— Зачем бы он стал это говорить?
Моргана:
— Однако ж было б слишком лестно для единицы и утверждать, что соотношение равно.
Алджернон:
— Ну а что до соотношения отсутствующего с кем-то иным на чаше весов?
Моргана:
— Единица против единицы обещает, по крайней мере, более равное соотношение.
Алджернон:
— Это плохо. О, простите мне, пожалуйста.
Моргана:
— Вам простить? Но что?
Алджернон:
— Я хотел бы сказать, но я не знаю, как это сделать, чтоб не показалось, будто я допускаю то, чего я допускать не вправе, и значит, я вдвойне должен просить у вас прощения.
Моргана:
— А если я догадываюсь, что хотели бы вы сказать, и скажу это вместо вас?
Алджернон:
— Вы бесконечно облегчите мою задачу, если только вы верно догадываетесь.
Моргана:
— Вы можете начать вместе с Ахиллом:
Мой разум помутился / бурлящий. Дно я разглядеть не в силах[458][459].
Алджернон:
— По-моему, я кое-что уже вижу все-таки.
Моргана:
— Дальше вы можете сказать: я живу зачарованной жизнью. Я подвергся было опасности разрушить чары; они вновь семикратной цепью опутали меня; я подвергся было опасности поддаться иному притяженью; я сделал лишний шаг, я чуть было этого не объявил; я не знаю теперь, как мне достойно ретироваться.
Алджернон:
— Ах, нет-нет; только не так.
Моргана:
— Тогда вы можете сказать нечто третье; но, пока я еще не произнесла это вместо вас, обещайтесь не отвечать, слышите — ни звука; и не возвращаться к предмету разговора четырежды семь дней. Но вы колеблетесь...
Алджернон:
— Кажется, будто сама судьба моя качается на чаше весов.
Моргана:
— Вы должны дать обещание, как я попросила.
Алджернон:
— Да, обещаю вам.
Моргана:
— Стало быть, повторите все, слово в слово.
Алджернон:
— Слушать вас молча; не отвечать ни звука; не возвращаться к предмету разговора четырежды семь дней.
Моргана:
— Тогда вы можете сказать: я влюбился; весьма неразумно (тут он было вскрикнул, но она приложила палец к губам) — весьма неразумно; но что поделать? Боюсь, мне придется покориться судьбе. Я попытаюсь преодолеть все препятствия. Если смогу, я предложу руку той, кому отдано мое сердце. И все это я сделаю через четырежды семь дней. Тогда или никогда.
Она снова приложила палец к губам и вышла из комнаты; но перед тем показала ему отмеченное место на открытой странице «Влюбленного Роланда». Он не успел опомниться, как она уже ушла. Но он взял книгу и прочитал указанное место. То было продолжение приключений Роланда в очарованном лесу; La Penitenza[460] преследует, гонит, подхлестывает его, а сам он, в свою очередь, преследует фата-моргану по скалистым горам, продираясь сквозь колючие заросли.
Cosi diceva. Con molta roina
Sempre seguia Morgana il cavalliero:
Fiacca ogni bronco ed ogni mala spina,
Lasciando dietro a se largo il sentiero:
Ed a la Fata molto s'avicina
E gia d'averla presa e il suo pensiero:
Ma quel pensiero e ben fallace e vano,
Pero che pressa anchor scappa di mano.
О quante volte gli dette di piglio,
Hora ne' panni ed hor nella persona:
Ma il vestimento, che bianco e vermiglio,
Ne la speranza presto l'abbandona:
Pur una fiata rivoltando il ciglio,
Corne Dio volse e la ventura bona,
Volgendo il viso quella Fata al
Conte Ei ben la prese al zuffo ne la fronte.
Allor cangiosse il tempo, e l'aria scura
Divenne chiara, e il ciel tutto sereno,
E l'aspro monte si fece pianura;
E dove prima fu di spine pieno,
Se coperse de fiori e de verdura:
E l'flagellar dell' altra venne meno:
La quai, con miglior viso che non suole.
Verso del Conte usava tal parole.
Attenti, cavalliero, a quella chioma...[461][462][463]
«Значит, она знала, что я приду, — сказал сам себе наш молодой человек. — Открыла книгу на этом месте, чтобы книга сказала мне вместо нее — «выбирай: любовь или горькие сожаления». Четырежды семь дней? Это чтобы рождественские торжества прошли спокойно. Срок истекает на крещение. В старинной поэзии любовь поверяли семью годами: Семь долгих лет служил тебе, прекраснейшая, И за семь долгих лет презренье лишь обрел..[464]
Но здесь, быть может, все наоборот. Она опасалась, как
